К теме душевных состояний вплотную примыкает тема о благодатном душевном расположении и его соотнесенности с внешними формами благочестия. По евангельскому слову, одно только внешнее благочестие не имеет никакого смысла без соответствующего внутреннего содержания: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты" (Мф. 23, 27) (сравн.: Лк. 11, 39). И по мнению ап. Павла: "не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога" (Рим. 2, 28-29).
Этот же подход можно проследить и в древнехристианской, святоотеческой традиции:
– "Под внутренним человеком апостол (Павел – З.Ю./ предпочитал понимать не столько душу, столько ее "расположение" (mens) и ее "дух" (animus), то есть не саму субстанцию, а ее "настрой" (sapor). Когда он писал Эфесянам: Христос обитает во внутреннем человеке, – этим он указывал, конечно, что Господь должен быть залечатлен в чувствах, ибо тут же прибавил: Через веру в сердцах ваших и в любви" (христ.: Тертуллиан. 1994, с.223);
– по преподобному Никите Стифате, подвижнику XI в.: "Бог смотрит не на наружность того, что мы говорим или делаем, но на душевное расположение и цель, с какою или делаем что из видимых дел, или говорим о чем из вещей мысленных" (Никита Стифат. 1900, с.121);
– Симеон Новый Богослов (XI в.): "Кто воздерживается во внешнем, в том, что всем видно, тот оглашается и похваляется, как подвижник, теми, кои не умеют добре видеть внутреннее. Но если такой тайно творит волю сердца своего, то он нелюб Богу, как нечистый, – и хотя бы тысячи лет провел, так подвизаясь, никогда не найдет пользы от одних внешних подвигов" (христ.: Симеон Новый Богослов. Т. 2. 1993, с.384). И в другом месте: "Поелику… спасение подается нам верным не ради добрых дел наших, да не похвалится кто о себе, как говорит Апостол, то совсем не следует нам полагаться на дела, разумею, – на посты, бдения, спание на голой земле, алчбу и жажду, ношение вериг, или умучение тела власяницами; потому что все это само по себе – ничто. Многие злонравные люди, большею частью из бедных, переносят это, но все остаются такими же, не оставляя своей худости и не делаясь хорошими. Полезно бывает и это для некоторых тем, что смиряет тело и умаляет его живость и возбудительность; но Господь не этого только требует, а сердца сокрушенного и смиренного, – того, чтоб сердце наше всегда взывало к Нему со смиренным помыслом: кто есмь аз, Господи мой Боже, что Ты благоволил сойти на землю, воплотиться и умереть за меня..." (там же, с.65);
– по Филофею Синайскому (IX в.): "Мы должны каждодневно держать себя в таком настроении, в каком надлежит являться пред лицом Бога" (христ.: 1900, с.404);
– по Максиму Исповеднику (VII в.) без внутреннего расположения обесцениваются внешние дела, ибо и демоны "ни целомудрия не ненавидят, ни постом не гнушаются, равно как ни раздаянием имений, ни странноприимством, ни псалмопением, ни прележанием к чтению, ни уединением, ни высокими умозрениями, ни спанием на голой земле, ни бдением, ни всем другим, чем характеризуется жизнь по Богу, – пока целию таких дел поставляется что-нибудь им угодное" (христ.: Максим Исповедник. 1900, с.280);
– Варсонофий Великий (VI в.): "если внутреннее делание по Богу не поможет человеку, то напрасно он трудится во внешнем" (христ.: Варсонофий Великий, Иоанн. 1995, с.157);
– Марк Подвижник (IV в.): "Хорошее дело пост, бдение, странническая жизнь, однако это только труды наружной благой жизни, но чин Христиан есть более внутренний, нежели сии телесные добродетели, и никто не должен только на них надеяться" (христ.: Марк Подвижник. 1911, с.198);
– Макарий Египетский (IV в.): "если видимо соблюдаешь тело свое от растления и блуда, внутренне же ты любодействовал и творил блуд в помыслах своих, то прелюбодей ты перед Богом, и не принесет тебе пользы девственное тело твое" (христ.: Макарий Египетский. 1998, с.198); "Некоторые думают, что, воздерживаясь от общения с женою и от всего видимого, они уже святы. Но на деле не так; потому что порок пребывает в уме, живет и возносится в сердце. Свят же тот, кто очистился и освятился по внутреннему человеку" (там же, с.154).
Внутренняя работа особенно важна для монахов: "Не говори мне никто: я столько-то пою и стихословлю, столько-то молюсь, мало очень ем, мало пью, сидя – немного принимаю сна, столько-то делаю коленопреклонений... Благоприятно конечно и это все. Но вот что скажи ты мне, – уничижено ли твое мудрование, сокрушен ли дух, отсечена ли своя воля, чтоб всегда благопослушну быть, никогда не противоречить, отнюдь не роптать, совсем не спорить, не завидовать брату, не суемыслить и не суесловить, зачем то, зачем это?" (христ.: Феодор Студит. 1901, с.227). Он же вопрошает: "Ужели вы думаете, что черная ряса и длинная борода делают монахом? Никак. – Но вот кто есть настоящий монах, – тот, у кого со внешним видом согласуется внутреннее настроение и расположение..." (там же, с.371). И превзойти эту науку не так просто: "Многие из монахов не знают прелести ума, которую претерпевают от демонов. Они прилежат к тому, чтоб быть исправными в делах, не заботясь об уме... Думаю, что не вкусивши сердечной чистоты, они совсем не знают тьмы внутренних страстей" (христ.: Филофей Синайский. 1900, с.418-419).
О важности внутренней духовной жизни писали и многие отечественные, дореволюционные богословы, из которых мы и приведем несколько примеров.
Святитель Феофан Затворник: "Обращают внимание на христианское воспитание, но не доводят его до конца, или оставляют без внимания существеннейшие и труднейшие стороны христианской жизни, останавливаясь на легчайших, видимых, внешних. Это недоконченное или не как следует направленное воспитание дает лиц, которые тщательно соблюдают все установившиеся порядки благочестивой жизни, но мало обращают, или и совсем не обращают внимания на внутренние движения сердца и на истинное преспеяние внутренней духовной жизни... Они чужды смертных грехов, но за движениями помыслов сердечных не смотрят. Оттого и посудят, и потщеславятся, и погордятся, и посерчают в чувстве правоты своего дела, увлекутся иногда красотою и утехами, иногда даже обидят в порывах неудовольствия, поленятся молиться, и в молитве расхищаются в помышлениях суетных, и прочее подобное, – и ничего им. Движения эти малозначительны для них. Сходили в церковь или дома помолились, по заведенному порядку, исправили свои обычные дела, – и совершенно довольны и покойны. А что при этом происходит в сердце, им мало заботы; между тем оно может ковать злая, и тем отнимать всю цену у их исправной благочестивой жизни" (христ.: Феофан Затворник. 1996, с.18-20). "Внешние труды и подвиги суть средства: они ценны только тогда, как приводят к цели и ею требуются... Главное – в чувствах и расположениях. На них и обратите все внимание..." (Феофан Затворник. Вып. 4. 1994, с.169).
Михаил (Десницкий), митрополит Новгородский, а затем Санкт-Петербургский: "не может быть Богу угодно хождение наше в церковь, поклоны, молитвы и приношения, ежели знаки сии не означают внутренних действий, ежели они не соединены с сердечным Богослужением" (Михаил (Десницкий). 1819, с.58), "жертву духовную, то есть, сердце смиренно и духа сокрушенна должны мы приносить в дар Богу..." (там же, с.60).
Не прошло мимо этой темы и современное православное богословие:
– "Все внешние формы, в которых проявляется религиозная жизнь, хороши и ценны, если они содействуют духовному развитию человека и помогают ему приблизиться к Богу... Но все эти формы религиозных проявлений становятся бессмысленными, если они теряют связь с живой душой. Бессмысленны и бесцельны молитвы, если они произносятся только устами и если в них не участвует ни ум, ни сердце. Становятся совершенно ненужными обряды, если они не воспитывают душу в любви и покорности к Богу. Даже дела благотворительности и служения ближнему теряют свою ценность, если человек не участвует в них душой..." (христ.: Василий еп. 1996, с.91-92);
– "Никогда нельзя забывать цель всех наших внешних подвигов: умягчить, смирить наше сердце, сделать его восприимчивым к Слову Божию, затем тут же насаждать в нем семена духовные. При этой обработке почвы сердечной надо ясно сознавать свою меру, силы, чтоб распахать столько, сколько можем засеять и сколько будет нам по силам, чтоб вырастить и собрать плоды" (Лазарь архим. 1997, с.93). Но при этом, конечно же, не отрицаются и не умаляются конкретные внешние дела: "Хотя самые прекрасные дела могут не приносить душе никакой пользы и даже вредить ей, но и без внешних дел, без понуждения себя к душеполезным подвигам и трудам никак нельзя, и внутренняя жизнь без этих дел быть не может" (там же, с.56). Таким образом, необходимо искать правильное соединение внутреннего и внешнего делания: "Необходимо нащупать, отыскать ту священную и таинственную связь между внешним и внутренним, когда то и другое будут дополнять и подкреплять друг друга, и это тоже приобретается через опыт, через молитву, дается ищущему и просящему благодатью Божией" (там же, с.56).
Таким образом, вся православная традиция подчеркивает важность внутренней составляющей христианского делания: душевного расположения, внутреннего состояния, сокрушенного сердца.
Страница добавлена 15.05.2011. Последнее обновление 01.10.2018.
© Словарь христианской антропологии и психологии.