Весьма дивлюсь и чрезвычайно поражаюсь твоею рассудительностью, как ты своими точными вопросами даешь повод к таким умозрениям и столь важным изысканиям, поставляя меня в необходимость говорить и усиленно трудиться над доказательствами, именно, когда предлагаешь мне настоятельные и полезные вопросы. Таким образом, для меня, с очевидностью, получается совершенная необходимость, следуя за твоими вопросами, давать на них ясные ответы. И теперь, вот, предложенный тобою вопрос был такого рода и такого содержания: естество (которое иной правильно назвал бы скорее сущностью, чем естеством) Отца и Сына и Святого Духа – просто или сложно? Ибо если оно просто, то как оно может допускать "три" – число названных выше? Поелику простое – однородно и несчисляемо; а то, чтò подпадает числам, по необходимости рассекается, хотя бы оно и не было подвергнуто счислению; рассекаемое же страдательно, ибо рассечение есть страдание. Поэтому, если естество Совершеннейшего просто, то излишне назначение имен; а если назначение имен истинно, и должно доверять именам, то тотчас исчезает однородность и простота. Итак, каково же естество [рассматриваемого] предмета? Так ты говорил мне.
Слово истины со всею точностью представит разъяснение этих вопросов, не предлагая неразумно, по недостатку доказательств, призрака веры, которая не требует доказательства, и не пытаясь прикрывать шаткость своего убеждения свидетельствами древних басен, но, взвесив результаты точного исследования и сделав правильные выводы, ясно представит достоверность учения.
– 101 –
Итак, да шествует к нам отселе слово [истины] и пусть оно скажет нам и то, как должно представлять себе Божество – простым или трехсоставным? Ибо тройственность имен заставляет нас так именно и говорить и веровать, и, злоупотребив ими, некоторые составили шаткие и совершенно нелепые учения, полагая, что вместе с произнесением имен и сущность терпит страдание разделения. Но, как сам ты говоришь, мы должны оставить таковых, нетвердо защищающих учение, составляющее их собственное мнение; мы же обратим свой ум к правильному усвоению познания. Итак, прежде всего установим, чтò есть Бог, и таким образом после этого тщательно займемся доказательствами.
Сущность Божия совершенно проста и неделима, по самому естеству имея в себе простоту и бестелесность. Но, может быть, против меня оказывается речь о раздельности имен, которая числом "три" уничтожает однородность Совершеннейшего? Так неужели ради однородности нам необходимо избегать исповедания Отца и Сына и Святого Духа? Да не будет! Ибо назначение имен не повредит нераздельному единству Совершеннейшего. Предметы умопостигаемые, хотя носят и мириады имен (так как у каждого народа они носят очень много имен), однако чужды всякого наименования, потому что для предметов мысленных и бесплотных нет никакого собственного имени. Ибо как можно назвать собственным именем то, что не подпадает под наши взоры и совершенно не может быть схвачено человеческими чувствами? Но для точного уразумения целого возьмем самую малую частицу умопостигаемого – душу.
Душа называется именем женского рода, однако она чужда какого бы то ни было женского естества, будучи по своей сущности ни мужеского, ни женского пола. Подобным образом и рождаемое от нея слово – λόγος – хотя имеет имя мужеского рода, однако и оно, как мы говорим, чуждо мужской или женской телесности. Если же самое последнее из умопостигаемого, душа и слово, не обладает собственным именем, то как мы можем сказать, что первые умопостигаемые предметы и даже стоящие выше всего умопостигаемого называются собственными именами? Конечно, употребление имен полезно, так как оно по необходимости приводит нас к мысли об умопостигаемом; но некоторые, полагая, что вместе с наименованиями грубым образом разделяется
– 102 –
и самая сущность, представляют в своих мыслях во всех отношениях недостойное Божественного. Нам же, разумеющим истину, надлежит знать, что божественная и нераздельная сущность Совершеннейшего неделима и однородна; но для пользы нашего душевного спасения, как я сказал, и разделяется, повидимому, наименованиями, и подвергается необходимости деления. Ибо как душа, которая сама является предметом умопостигаемым, порождает множество беспредельных мыслей, однако и не разделяется от того, что претерпевает процесс мышления, и никогда не оскудевает в обилии мыслей вследствие предшествовавших в ней мыслей, но скорее делается богаче, чем беднее, и как это самое произнесенное и сделавшееся общим для всех нас слово неотделимо от произнесшей его души, тем не менее в то же время находится и в душах слушающих, не отделяется от первой и обретается в последних, и производит скорее единение, чем разделение их душ и наших, – так и ты представляй со мною Сына никогда неотлучным от Отца и опять от Сего последнего – Духа Святого, подобно тому, как мысль в уме.
Ибо как между умом, мыслью и душею невозможно представить какого-нибудь деления и сечения, так невозможно представить сечения или деления между Святым Духом и Спасителем и Отцом, вследствие того, как я сказал, что естество умопостигаемого и божественного нераздельно. Или еще, как невозможно подобным образом найти деления между солнечным кругом и лучом, вследствие бесстрастности и бестелесности, простоты и нераздельности, – напротив, луч соединен с кругом и, наоборот, круг, подобно роднику, потоками изливает на все свои лучи, производя как бы наводнение света на нас и вдруг разливаясь морем по [всему] художественно устроенному миру, – так вот подобно как бы лучам Отца посланы к нам светоносный Иисус и Дух Святый. Ибо как лучи света, по естеству имеющие нераздельное соотношение между собою, ни от света не отлучаются, ни друг от друга не отсекаются и до нас ниспосылают дар света, – таким же образом и Спаситель наш и Святый Дух, два луча-близнеца Отца, и нам подают свет истины, и соединены с Отцом.
И как случается, что из какого-нибудь водного источника, в изобилии дающего подобную нектару воду, обильный
– 103 –
поток и неудержимая струя во время течения разделяется на две реки, имея сначала одно течение из единого родника источника, а потом – двойное течение от образовавшихся рек, однако же в своей сущности не претерпевает никакого ущерба от такого деления (потому что хотя положением рек течение и разделяется, однако оно имеет одно и то же качество влаги; ибо если и кажется, что каждая из названных рек и отделяется большим расстоянием [одна от другой] и далеко отстоит от источника, однако, вследствие непрерывности потока, имеет начало соединенным с первоисточником), – подобным образом и Бог всяческих благ, Властитель истины и Отец Спасителя, первая Вина жизни, Древо бессмертия, Источник присносущной жизни, ниспославший к нам как бы двойной поток – умопостигаемый дар Сына и Святаго Духа, и Сам не потерпел какого-либо ущерба в Своей сущности (ибо Он не подвергся какому-либо умалению вследствие Их пришествия к нам), и Они пришли к нам и тем не менее остались неотлучными от Отца. Ибо, как я сказал в начале, естество Совершеннейших нераздельно.
Весьма много, почтеннейший, и больше, чем сказано, можно было бы, найти для ясного доказательства теснейшего единения 1) Отца и Сына и Святаго Духа, каким именно образом должно представлять его. Но так как тебе и подобным тебе легко и из немногого познать весьма многое, то ради этого я признал справедливым на сем прекратить речь по этому вопросу.
_______
__________
1) Вместо ενωσεως в некоторых изданиях читается ερωτησεως, – тогда мысль передают так к ясному изложению самого необходимого вопроса об Отце и Сыне и Святом Духе (русск. пер. Моск. Дух. Акад., т. 4, стр. 190).
– 104 –
Текст приводится по изданию (в переводе на современную орфографию):
Григорий Чудотворец св., еп. Неокесарийский. К Филагрию о единосущии // Его же. Творения. М.: Паломник, 1996, с. 101-104 (репр. пер.: Петроград, 1916).
Номера страниц идут после текста.
Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.
Последнее обновление файла: 01.07.2014.