Скончавшийся в Москве 14 февраля с. г. проф. Георгий Иванович Челпанов был хорошо известен русскому обществу, как выдающийся преподаватель философских дисциплин, как автор популярных книг ("Мозг и душа", "Введение в философию" и т. д.), наконец, как признанный глава русской психологической школы, создатель единственного в России Психологического института при Московском университете. Но не только в широких кругах русского общества, но даже и в тесном кругу русских ученых и философов Г. И. Челпанова ценили преимущественно, как педагога, как руководителя образцовых философских семинаров – и мало знали философское творчество Г. И. Отчасти в этом был виноват и сам Г. И., который так и не опубликовал многого из того, что сложилось у него в течение его продолжительной деятельности. У покойного Г. И. была особая скромность в области философии – он любил вынашивать свои идеи и всегда относился отрицательно к тем, кто торопливо и поспешно опубликовывал свои философские взгляды, не дав им созреть. Так, по одному поводу в частной беседе Г. И. стал развивать мне некоторые метафизические идеи (в духе лейбницианства), но сам же скоро оборвал эту беседу... В Г. И. жил исследователь в области философии. Это особенно знали в нем участники его замечательных философских семинаров. Мы все, ученики Г. И., всегда поражались тому, с каким вниманием, с какой добросовестностью изучал он произведения даже чуждых ему мыслителей (напр., Авенариуса). Пожалуй, философское творчество Г. И. было отчасти придавлено типичным для его эпохи гносеологизмом, – недаром он так много и тщательно занимался вопросами гносеологии и опубликовал (кроме 2-го тома книги "Проблема восприятия пространства") столько превосходных этюдов, посвященных обозрению и анализу различных
– 53 –
течений в гносеологии. Его собственная гносеологическая позиция (телеологический критицизм в духе Виндельбанда и Зигварта) была лишь частично выражена Г. И. в его книге и этюдах. Я всегда ощущал у Г. И. превосходный данные для широкого и всеобъемлющего синтеза не только в гносеологии, но и в метафизике, но бремя гносеологизма тяжело давило на его творчество и сдерживало его. И вместе с тем у Г. И. всегда жил глубокий интерес к метафизике – он постоянно читал новые книги по метафизике. Через психологию, которой Г. И. отдал свои лучшие силы, он постоянно
приближался к темам метафизики; пожалуй его более всего привлекала идея "индуктивной метафизики", как ее строил Эд. Гартманн.
Г. И. Челпанов был, конечно, прежде всего философ, а потом уже психолог. Именно это ставило его головой выше тех исследователей в сфере психологии, которые шумно и торопливо действовали тогда (вся школа А. П. Нечаева в Петербурге, проф. Россолимо в Москве, школа так наз. "объективной психологии" акад. Бехтерева). Г. И. боролся с научным легкомыслием и поверхностностью этих течений – с исключительной энергией. Он защищал здесь интересы не только более углубленного подхода к вопросам психологии, но и интересы философии. Кстати сказать, будучи сам первоклассным психологом, Г. И. всегда и во всем был противником психологизма, который вообще есть "дитя дурной психологии". С "дурной" психологией Г. И. боролся во имя той Tienfenpsychologie, которая уже после войны стала торжествовать в науке, – но он боролся с "дурной" психологией, и как с проявлением философского невежества. В этой борьбе, которой Г. И. отдавался со всем пылом, он одержал, безусловно, победу – и когда ему удалось, благодаря щедрому пожертвованию И. И. Щукина, создать Психологический институт, он был уже признанным главой русской психологической школы.
Будучи ученым строгим и крайне осторожным, Г. И. всегда был чужд позитивизму и даже так наз. полупозитивизму. Это особенно ясно сказывалось в трактовке им проблем этики. В частных беседах и отчасти в работах философского семинара изредка прорывалась у Г. И. твердая безоговорочная склонность к идеализму в сфере этики. Однако и здесь прививка гносеологизма давала себя чувствовать очень сильно у Г. И., – его занимали в первую очередь вопросы о природе этического акта, о соотношении этических и познавательных суждений. В духовном складе Г. И. была вообще поразительная честность (что и определяло его большую осторожность и сдержанность при формулировании
– 54 –
тех или иных философских положений). Эта честность, эта духовная правдивость с самим собой, не мешая его широте, его педагогической заботливости и внимания, определяли его моральные взгляды на конкретные проблемы жизни. – Что сказать об отношении Г. И. к религиозной проблеме? В этих вопросах, насколько я могу судить, Г, И. был особенно сдержан, я бы сказал целомудрен, но зная личное мое отношение к религиозным вопросам, он много раз выражал мне чрезвычайное духовное удовлетворена моим поворотом к религии. Это не было только вежливостью. Со стороны Г. И., не было только его дружеским вниманием (которое, кстати сказать, Г. И. умел проявлять с исключительной теплотой – думаю, ко всем своим ученикам). Но после смерти жены Г. И. мне пришлось выслушать от него несколько мыслей на тему о бессмертии души, дышавших такой глубокой убежденностью.
Философия есть "любовь к мудрости", она движется эросом – исканием вечного и безусловного. Этого эроса, этой крепкой и творческой любви к истине – жертвенной и настойчивой – была всегда исполнена душа Г. И.; в нем был настоящий философский пафос – и здесь надо искать разгадки того, почему Г, И. был таким замечательным педагогом в философии – т. е. в той области, в которой так мало места для всякого педагогизма. Конечно, Г. И. обладал исключительным педагогическим чутьем, умением привлекать молодежь и помогать каждому найти свой путь.
Но к педагогическому дарованию Г. И. присоединялась и другая сила, которая глубоко действовала на всех его учеников – его собственная неутолимая жажда истины. Работая с учениками и для них, Г. И. всегда искал ответов на поставленные вопросы – и для себя – и от этого исходили те излучения, который загорались ответным огнем в его учениках.
Последние годы жизни Г. И. были отравлены тем, что его отстранили от Психологического института – и главное тем, что один из его ближайших учеников (Корнилов) стал проводником вульгарнейшего из современных течений в психологии так называемого бихевиоризма. У меня имеется на руках несколько брошюр, выпущенных уже в 20-е годы Г. И. чем, где он борется с вульгаризацией в психологии, которая как бы хоронила все то, что с таким трудом завоевывалось Г. И-чем. Горько было сознавать и то, что лучшие ученики Г. И. были отстранены от работы, разорялись по провинции, что один из его бывших учеников, несомненно талантливый, но не удержавшийся на уровне серьезной философии (П. П. Блонский) стал, в первое время
– 55 –
советского режима, организатором педагогического дела и вдохновителем советской педагогики... Ныне он ушел в другой мир, такой же чистый и незапятнанный, каким был всегда.
Когда для России вновь вернется возможность свободного философского творчества, вновь восстанет философская культура, имя Г. И. Челпанова, как неутомимого борца и деятеля философской культуры, будет всегда поминаться с любовью и благодарностью.
В. В. Зеньковский
– 56 –
Текст приводится по изданию (в переводе на современную орфографию):
Зеньковский В. В. Памяти проф. Г. И. Челпанова // Путь. № 50. 1836, с. 53-56.
Номера страниц идут после текста.
Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.
Последнее обновление файла: 01.12.2018.