Нет темы более трудной, более ответственной и опасной, и вместе с тем более необходимой в настоящий момент всестороннего культурного и морального кризиса. Ни в какой области не было проявлено столько ханжества и не обнаружилось такого несоответствия между жизнью и морализирующим фарисеизмом, как здесь. Самое опасное для церкви это всегда и во всем отставать от жизни и творчества. Автор стремится показать, что христианская философия обладает достаточно глубокими принципами, способными указать направление, в каком должны решаться беспокойные вопросы о любви и браке.
Главная и быть можете самая ценная похвала, какую следует воздать автору, состоит в том, что без этой книги нельзя теперь обойтись, разрешая эти проблемы. Она дает богатейший святоотеческий материал, мало кому известный и доступный, и приводит такие драгоценные цитаты, как слова Иоанна Златоуста: "Пламень любви сжигает душевную нечистоту и разврат происходит не от чего другого, как от недостатка любви", или например приведенный на стр. 6-7 отрывок из моральной поэмы Григория Богослова, выражающий ту же мысль, что любовь и брак составляют основу всей культуры и всего творчества человека. Вместе с тем книга дает картину церковных исканий и колебаний в решении трагических антиномий любви и показывает существование таких мнений авторитетных отцов Церкви, которые должны быть решительно отвергнуты (таковы рассуждения Григория Нисского и особенно Бл. Августина). Из истории церкви и церковной мысли автор извлекает совершенно забытые и едва ли кому теперь известные вещи, как например то, что церковь в течение девяти
– 82 –
веков, и как раз в самый блестящий период вселенских соборов, совсем не требовала обряда венчания. Таинство брака совершалось самими любящими и только ими: "древняя церковь таинство брака видела не в обряде венчания, а в самом соединении мужа и жены в одно вышеличное существо путем согласия и любви. Поэтому свв. отцы того времени называют таинством взаимную любовь супругов (напр. Златоуст), но никогда не называют таинством самого венчания" (185-186). Церковь потому не является источником брака, что напротив брак есть источник и церкви и государства. Первый брак, говорит автор, был заключен "Божией милостью", и этот первый брак создал первую форму церкви, "малую церковь", как ее называл Златоуст. "В целой Библии, как в Ветхом так и в Новом Завете, мы не найдем ни одного слова о какой-либо обязательной форме брака, хотя здесь и находим много предписаний обрядового характера" (стр. 178-179). Обязательность церковной формы брака создала
вовсе не церковь, а абсолютизм византийских императоров, и на западе абсолютизм французских королей, и притом вопреки воле церкви. Чрезвычайно ценна седьмая глава книги, где дан драгоценнейший обзор всей истории и современного положения законодательства о браке. Краткий обзор, чрезвычайно интересный для каждого читателя, и вместе с тем такой, который предполагает огромную предварительную работу и который может быть дан только ученым канонистом и блестящим юристом.
Основные философские идеи автора движутся в русле великих традиций русской философии, иначе говоря, идут от Платона к "Смыслу Любви" Владимира Соловьева. Они состоят в следующем: во-первых, цель брака (любви) не деторождение, а сверхличное единство супругов. Здесь автор всецело следует за Соловьевым, но дает некоторые новые и самостоятельные соображения касательно андрогинизма в Библии, у Платона и во всех великих религиях. Во-вторых, родовая жизнь ценна и священна только при условии ее полной бессознательности, чистой инстинктивности. Она греховна при условии активного вмешательства сознания "практического разума" (стр. 215). Стыд есть выражение запрета осознавания родовой жизни.
Здесь лежит наиболее философски спорное, интересное и вместе с тем психологически новое, даже модное, в идеях автора. Он вспоминает старый спор С. Петербургского Религиозно-Философского Общества, который можно свести к следующей антиномии: "похоть" есть добро, и "похоть" есть зло. Розанов, конечно, утверждал первое самым
– 83 –
решительным образом; остальные склонялись к тому, что в "похоти" есть нечто дурное. Нужно признать, что здесь лежит вечная антиномия пола, антиномия, поставленная еще в Федре, вечный источник всяких ересей о любви и браке (гностики, Маркион, манихейство, альбигойцы, черное монашеское христианство индийского типа). Решение автора следующее: "хотение" как подсознательное и чисто инстинктивное – безгрешно и даже ценно; "похотение", как сознательно-волевое – греховно и неценно. Нам кажется, что такое решение слишком упрощает проблему. В самом деле, вмешательство того, что автор называет "практическим разумом", т. е. вмешательство сознательной воли, по его мнению, портит и извращает все. Но спрашивается, почему вмешательство сознательной воли в другие органические процессы, как напр. питания организма и гигиены, ничего не портит и не извращает? Вся медицина и вся современная аналитическая психология (психоанализ) построены на таком активном вмешательстве сознания в сферу бессознательного. Следует ли признать такое вмешательство принципиально недопустимым? Наконец, исходя из этих идей, пришлось бы признать недопустимым
всякое аскетическое вмешательство практического разума (настоящего практического разума в смысле Канта) в сферу подсознательных инстинктов и влечений. В этом случае всякий
аскетический акт, исходящий из разумного познания добра и зла – сам был бы злом. Именно так и рассуждает Лев Шестов, который делает наиболее радикальный вывод из высокой оценки инстинктивной алогической бессознательной стихии в жизни души. Для него всякое вмешательство сознания, разума, всякое различие добра и зла есть негативная ценность. Как избежать таких выводов? Вот в чем затруднение. Сказать вместе с проф. Троицким: теоретическое исследование и изучение возможны, но практическое вмешательство недопустимо – значит в конце концов отрицать всякий "практический разум", всякую этику, гигиену и даже медицину. Нужно признать, что решение вечной антиномии пола здесь не удалось. И все же в идеях автора есть много ценного и он близок к глубоким современным открытиям в области подсознания, хотя и недостаточно в них погрузился. Можно было бы сказать, пожалуй, так: похоть есть зло в том случае, если могучая таинственная ночная подсознательная
стихия пола делается объектом
мелкого сознательного развлечения и любопытства, но последнее всего менее можно назвать величественным как-никак термином "практического разума" Канта. Точно так же могучая, бушующая стихия Диониса должна очень измельчать,
– 84 –
чтобы заслужить унизительное наименование "похоти". Логос не заслуживает такого гонения и алогизм такого восхищения. Нам кажется, что в любви содержатся еще многие другие парадоксы и антиномии, которые не разрешены ни жизнью, ни мыслью. Вслед за автором мы должны подчеркнуть, и еще сильнее, чем он, что старые традиционные фарисейские решения ничего не решают и никого не удовлетворяют.
Б. Вышеславцев
– 85 –
Издание:
Вышеславцев Б. /П./ /Рецензия/ Проф. С. Троицкий, Христианская философия брака, YMCA PRESS Paris, стр. 221 // Путь. № 39, 1933, с. 82-85.
Текст в данном оформлении с сайта www.xpa-spb.ru.
Последнее обновление файла: 01.05.2019.