Лоргус Андрей свящ.

ПРИЗВАНИЕ ХРИСТИАНСКОГО ПСИХОЛОГА

Главное потому, что из этого главного строится все мировоззрение жизни. Так возникают жизненные цели, жизненные стратегии, призвание. Т.е., это то, КАК я верю. В двух словах это можно было бы сказать именно так: моя вера во Христа – это вера в Богочеловека и в человека.

Трудное потому, что как подсказывает чувство, надо иметь какое-то моральное право, чтобы это сказать. Как будто надо заслужить это право. Как будто голос должен налиться таким свинцом или золотом, чтобы слово имело вес. И еще, это трудно сказать потому, что это слово должно по емкости включать весь мой опыт жизни – опыт человека.

Само слово, человек есть бог, вызывает трепет и ужас. Это так, но как трудно выразить, что это значит. А это значит, что он богоподобен. Это означает, что он божественно прекрасен, божественно премудр, божественно красив, божественно силен. И он как Бог – творец. И что в нем столько любви, что, к чему бы он ни прикоснулся, все будет оживать под его рукой. Любви человеческой хватит на все его дела, на все его самые дерзкие замыслы. Это с одной стороны. С другой стороны, человек не есть Бог, потому что он не абсолютен, не бессмертен, не вездесущ, не всезнающ. Но он не бледная копия Бога, не Его тень, не зародыш. Он Его сын. Он Его сотрудник, он Его причастник, ближний друг (если во Христе), которому открыты многие тайны, ему открыт вход в Царство Божие. А самое главное, человек именно то существо, которое Бог сотворил, как друга, соратника, причастника, свое доверенное лицо на Земле. Вот это доверенное лицо и есть Образ и Подобие Божие – личность. Раскрытие этого понятия: личности, как доверенного лица Бога, и есть цель всей моей деятельности. Причем раскрытие это необходимо как в современном богословском поле, так и в психологии. И тут и там это сделано недостаточно.

Понятие личности человека раскрыто в православии некоторых отцов Церкви: Василия Великого, Григория Нисского, Иринея лионского, Августина, Златоуста, Паламы, Григория Богослова, Симеона Нового Богослова, Лосского, владыки Антония, но этих голосов, как оказывается, недостаточно. Очень у многих людей складывается впечатление, что православие мыслит совершенно иначе. Многие думают, что православие презрительно относится к человеку, считая его рабом и животным, хотя и словесным. Многие люди убеждены, что исповедают православную религию, считая человека ничтожным по своей природе, называя «червем», неспособным ничего совершить без Божественной силы. Они представляют человека беспомощным, уродливым и потенциально испорченным после грехопадения. Не способным ни на одно благое дело без Божией благодати.

А если говорить о психологии, то в нашей науке положение еще хуже. После «революции» Фрейда, человек представлялся животным, главной жизненной силой которого является сексуальность. С точки зрения неопозитивистской психологии человек – это совокупность высших психических функций. Поэтому для психологии жизненно важен христианский взгляд на человека, а для богословия психологические знания. Вот это пересечение и есть поле моей деятельности.

Наверное, музыкант выразил бы свою веру иначе. Математик сделал бы это по-другому, а я, как христианский психолог, делаю это вот так. И как священник я выражаю свою веру в человека через Литургию, но я не могу судить о том, насколько мне это удается. А в психологии я богослов, наверное также, как для богословов психолог. Большее внимание моё сейчас притягивает к себе психология. В ней есть такие важные сближения с христианским гуманизмом, что нельзя не заметить их, и нельзя не ответить на них. Это прежде всего гуманистическая и экзистенциальная традиции.

Гуманистическая психология очень близка к высокой вере в человека, но она очень робко об этом заявляет. Гуманистическая психология говорит о глубинах человеческого духа, по крайней мере, признает, что они существуют. Но о том, что они есть по существу – эти глубины, не говорит ничего. Гуманистическая психология признает, что в человеке есть творческое начало, но о том, что человек есть любовь и есть свобода, не говорит.

О смысле и свободе говорит экзистенциальная психология, но не объясняет, откуда они в человеке. Т.е. она, как бы, прямо с этого и начинает. Обладая любовью и свободой, человек постигает смысл своего бытия и конструирует его. Одновременно, находит смысл и создает его. Возможно, именно эта дилемма – создания или постижения – своего смысла бытия и есть главная задача экзистенциальной психологии.

И все-таки в обеих этих психологических школах, гуманистической и экзистенциальной, крайне трудно, если не невозможно, найти ответ на вопрос, кто есть человек. Мне кажется, не ответив на этот вопрос, нельзя выполнить главную психологическую задачу, которая заключается в следующем: необходимо ответить, каков человек, каково его внутреннее устройство, как он развивается и как живет, с точки зрения его внутренней жизни.

Для христианина в этой ситуации возникает проблема: можно предположить, что гуманистическая и экзистенциальная традиции отвечает духовным христианским чаяниям. Но для христианского взгляда этого не достаточно. Можно свободно работать на поле гуманистической традиции, не беспокоясь об идеологическом фоне психологии. Но это не так. Взгляд на человека с гуманистической и экзистенциальной традиции таков, как если бы в христианстве проповедовали спасение души, ничего не говоря о том, откуда душа, и вообще, есть ли она. Так и в гуманистической психологии: речь, вроде бы, идет о духовном человеке, но учить продолжают о homo sapiens.

Для ответа на вопросы: каков человек и как живет, сначала нужно ответить на главный вопрос: кто есть человек? Здесь водораздел мысли. Как в сказках, когда рыцарь или богатырь стоит перед камнем, и перед ним три пути – прямо, направо и налево.

Один путь – это представление о человеке, как о животном, второй путь – это представление о человеке, как о механизме, и третий путь – представление о человеке как о боге, о личности. Так что, ответив на вопрос «кто есть человек?», психология отправляется по одному из этих трех путей.

Если считать, что человек есть животное, пусть даже самое высшее, словесное и нравственное, двигаться по пути личности уже невозможно. То есть, говорить о том, что человек есть личность, будет прямым противоречием животному началу, обще биологической природе человека, как единственной.

Точно так же, если считать, что человек есть машина, механизм, функция некоторых сил: социальных, интеллектуальных, сложно образованная системная совокупность этих сил, невозможно будет перейти к пониманию лица, личности. И если считать, что человек есть совокупность культурно-социальных сил, то он также не есть личность, в христианском понимании. По сути, в этой точке необходимо совершить выбор: либо человек – личность, либо механизм, либо социальный объект, либо животное.

Большинство психологов отходят от классической (экспериментальной) психологии. «Одну ногу» они оставляют на берегу классической психологии, а «вторую ногу» ставят на берега гуманистической или экзистенциальной психологии. И совершается это потому, что нет никакой возможности работать с живым человеком, помогать ему и, в то же время, смотреть на него как на животное, или как на механизм. Вся современная психотерапевтическая практика находится в таком «неудобном» положении. Самый глубокий психотерапевтический опыт, проникающий в тайны человеческой личности, чаще всего осмысляется в терминологии Фрейда, Юнга, или в экзистенциальной традиции. Тогда как сам опыт говорит о личности, живом человеке. Так и получается, терапевт понимает живого человека, но описывает и объясняет его (в терминах своего образования) как механизм или животное.

Христианская психология исходит из такого подхода к человеку, в котором выбор антропоцентристской парадигмы предшествует теоретическому основанию психологии.

Исходной точкой для христианской психологии является признание того, что человек есть личность, лицо. Это означает, что человек самобытен, он есть сам начало самого себя. Самобытное – по отношению к биологической, социальной и интеллектуальной природе человека. А с точки зрения христианской психологии, человек есть самобытное психическое начало. Человек есть причина своего психического бытия.

Это означает следующее:

1. психологически человек не является производным биологической природы. Иными словами, из животного не возникает его психика; напротив, психическая личность есть производное духовной природы человека;
2. человек не есть производное социума; личность не является интериоризированной совокупностью социальных отношений; личность также не является следствием межличностных отношений; наоборот, межличностные отношения являются следствием личностности человека;
3. психика человека развивается изнутри, как внутренний организм; основные движущие начала психического развития даны человеку в его духовной природе;
4. цели и смыслы бытия человека раскрываются им самим, себе самому в своем собственном опыте.

Не следует думать, что христианская психология отрицает значение социальных, биологических, наследственных и средовых, в том числе социальных и культурных факторов, и их влияние на развитие человека. Но они занимают такое же место в понимании развития, какое по отношению к пшеничному зерну занимает солнце, воздух, земля и вода. Без всего этого колос не вырастет из зерна. Однако, ничто из этих четырех, ни раздельно, ни в совокупности, произвести колоса не могут, как бы ни старались. Колос созревает потому, что зерно, брошенное в землю, уже содержит в себе все: каким будет растение, каким будет плод, когда росток покажется из земли, сколько ему нужно тепла и влаги, когда созреет плод и какие приготовит семена следующему поколению, и что они будут содержать.

Так и человеческая личность, она не может состояться без живой человеческой природы, душевной и телесной, без семьи, без социума, без любви, без обучения. Однако, то, каким будет человек, какой он выберет жизненный путь, и в чем признается себе в последний свой день, зависит только от него. Это его свободный выбор. Это его путь, который он сам выбирает. Человек есть суверен своего бытия, он владеет, определяет, осмысляет свое бытие, и отвечает за него.

Если бы человек мог сознавать это с самого начала свой сознательной жизни, если бы до этого, в его неосознаваемый период жизни возможны были все необходимые условия развития и созревания личности, то психология, даже христианская, и психотерапия были бы излишни. Но это не так. Человек остро нуждается в помощи. Человек нуждается в неотложной помощи. Христианская психология может оказать такую, гуманистическую, духовную помощь.

У скептиков есть основания в этом сомневаться: психоанализ, парапсихология, бихевиоризм, материализм советской психологии. И все-таки, я верю, что это возможно. Я верю – христианская психология возможна. Христианский гуманизм необходим!

Человек может познать своё величие. Об этом свидетельствуют многие учителя христианства, многие мудрецы. Я верю, и потому желаю всем людям, и, прежде всего своим детям и внукам, своим духовным друзьям и коллегам, духовным детям своим вот что: познайте свою свободу, свою красоту, свою силу, свой талант; вырастите в их меру своего сыновнего Богу достоинства; принимайте решения в своей жизни и отвечайте за них; научитесь радоваться плодам своих дел, принимать ошибки и учиться на них, научитесь раскаиваться в грехах; но главное, научитесь любить, научиться быть счастливыми и благодарить за всё Бога.

© священник Андрей Лоргус
ректор "Института христианской психологии"

Первоначальный электронный файл с сайта fapsyrou.ru.

Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.

Последнее обновление файла: 20.08.2012.