Поиск по сайту

 

Перед лицом столь высокочтимого собрания, мне грешному и малоученому говорить весьма затруднительно, а паче боязно. И моя боязнь связана прежде всего с высотой предмета, о котором принуждают меня говорить. «Знай себя и будет с тебя», – говорит святоотеческая пословица. Давать же советы, а тем более рекомендации – дело хотя и великое, но далеко небезопасное^[1]. И какая в том польза, если учащий своим учением весь мир приобретет, а душе своей повредит (Мф. 16;26). Сами судите, насколько горше будет тому, кто повредит своей душе, создавая науку о душе и исследуя те или иные вопросы психологии. А ведь это очень даже возможно, если учесть, что наша душа со всеми своими силами повреждена настолько, что не в состоянии оказывается сказать что-либо удобовразумительного не то что о ком-то, но и о самой себе. По слову святителя Феофана Затворника, доводы приводимые в различных психологических системах для оправдания скудости душезнания, должно обратить в обличение расстройства человеческой природы грехом, ибо человек в греховном состоянии не знает своей души и знать не может^[2]. Эту истину подтвердят все святые Отцы. К ним присоединяюсь и я. И больше основываясь на их опыте, чем на собственных соображениях позволю себе сделать такое заключение, согласно которому первым и основным методом в создании психологической науки должен быть метод очищения от греха, ибо только совершенно очистившийся от страстей, способен видеть душу ближнего, т.е. «в каком она находится устроении и каковы ее расположения и чувствования»^[3].  Следовательно, основополагающим методом православной психологии должен быть метод православного подвижничества. Святитель Игнатий Брянчанинов прямо говорит, что только подвижническая или монашеская деятельность способна доставить самые подробные, основательные и глубокие познания в экспериментальной психологии^[4]. Напомним, что и по выражению известного русского философа И. А. Ильина, всякое настоящее исследование всегда аскетично.

С другой стороны, только та мудрость причастна истине, которая свыше (от Бога) нисходит, а мудрость земная, душевная (психологическая) очень часто бывает бесовской (Иак. 3;15) и в сущности не есть мудрость, но безумие (1 Кор. 3;19), не способное познавать истину. Еще преподобный  Макарий Великий говорил, что мудрые земной мудростью ученые не могут постичь тонкости душевной и сказать о душе, что она такое по существу, только содействием Духа Святого приобретается точное знание о душе^[5]. Но ведь душевный человек, не говоря уже о плотском, не принимает того, что от Духа Божия по причине невместимости для него вещаний Духа и даже не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно (1 Кор. 2;14). Чтобы принять и разуметь то, что предлагает премудрость Божия, для этого надо душевному перестать быть душевным и перейти в состояние духовное, потому что только духовный может судить о всем (1 Кор. 2;15). Послушаем по этому поводу объяснение духовного лица: «Духовный человек и свою область духовную востязует, ибо в ней пребывает, почему и знает ее, как знают обыкновенно дом, в котором живут; и душевную область востязует и обозревает, и понимает, ибо хотя он не в ней уже, но знает ее хорошо, потому что столько томился под игом ее, знает все извороты душевности»^[6]. А чтобы стать духовным надо опять же вступить на поприще подвижнической, христианской деятельности. От чего и «душезнания истинного, прочного, полного должно искать только у тех, кои живут истинно по христиански»^[7], то есть аскетически^[8].

Итак, первый и основополагающий на наш взгляд метод православной психологии есть аскетическая христианская жизнедеятельность.

Если же кому-нибудь из психологов покажется жестоким слово сие (Ин. 6;60), то можно предложить другой, более теоретический метод для построения православной научной психологии. Это метод связан с предыдущим и из него логически вытекает. Определить его можно так: если кто хочет иметь истинные познания о душе, но при этом не желает проводить жизни подвижнической, то ему ничего не остается как обратится к тем, кто живет или жил по законам христианского аскетизма. У первых, психологическую мудрость он может черпать непосредственно через вопрошание и общение, у вторых – через оставленные ими письмена, если таковые имеются^[9]. Это и есть то самое научное сообщество, к которому необходимо обращаться православному психологу. Правда, понять до конца глубину святоотеческих определений мы сможем лишь тогда, когда «приобщимся их духовному опыту и будем духовно подвизаться в том же, в чем подвизались и они, а не только схоластически, теоретически их изучать»^[10], ибо «душа видит истину Божию по силе жития»^[11]. Чтобы правильно понимать мысли святых Отцов надо приобщиться к их духу, ибо подобное познается подобным (психологический закон). А приобщиться их духу значит приобщиться Духу Святому и святости. Без христианской подвижнической жизни этого, конечно же, сделать нельзя.

Кроме всего прочего, как мы знаем, святые Отцы практически не занимались научной разработкой психологических проблем самих по себе, а значит их «попутные» психологические заметки разбросаны по всему безбрежному морю святоотеческой письменности. И собирая эти крупицы, можно легко утонуть в этом бездонном море, если нет у ума навыка плавать в Слове Божием. Для того, чтобы такой навык получить следует, по мысли преп. Серафима Саровского, долгое время в уединении упражняться в разумном чтении Слова Божия, «исполняясь разумением того, что есть добро и что есть зло»^[12].

Что же касается методологического принципа построения научной православной психологии, то я бы предложил на ваше рассмотрение принцип иерархичности, согласно которому на всем пространстве изложения предмета должна воплощаться смысловая вертикаль, соединяющая психологию с аскетикой. Аскетика для психологии должна быть одновременно и источником, и вершиной. Психология должна заключать в себе аскетику как почва семя. С одной стороны, как семя, содержащее в себе развитие и плод, вне почвы не может этого дать, так и аскетика, как деятельность, вне психологии оказывается нежизнеспособной. С другой стороны, психология будучи фундаментом для аскетики как почва для семени, без семени может оказаться источником душевных плевел, годных разве что для сожжения (Евр. 6;8). В то же самое время семя не само по себе возникает в земле, а привносится извне, сверху – от Сеятеля. И иерархическое начало в психологии должно таким образом идти от самого Творца, являющегося одновременно и Источником и Пределом, т.е. Сеятелем и Жнецом. 

На наш взгляд задача православной психологии не просто дать те или иные интересные сведения о душе, а самим сообщением этих данных подвигнуть к работе над собой с целью нравственного совершенствования. Без этого психологическая наука становится ничем иным как прикрытием, видимостью которой прикрывается внутренняя нравственная беспечность не только от взора других, но и от своего собственного. Психологическая наука должна стать тем зеркалом, смотрясь в которое всякий сможет увидеть, что недостает его бессмертной душе и что нужно исправить для достижения в свойствах своей нравственной жизни возможно полного сходства с Богом как Первообразом Своим. Говоря иначе, психологическая наука должна помочь более обстоятельному изучению науки из наук – аскетики. Как знание анатомии и физиологии дает возможность освоить искусство врачевания, так и православная психология призвана помочь освоению подвижнического искусства, цель которого не только правильно поставить диагноз болезни душевной, но и определить систему ее лечения.

Таким образом, православная психология должна составить ни что иное, как пропедевтику аскетики, являясь в прямом смысле слова подготовительным курсом, вводящим в более сложную и более важную аскетическую науку

 

 

 

 

Издание:

Коржевский Вадим иерей. Аскетизм как метод психологии // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия IV. Педагогика. Психология. 2006, № 2, с. 102-106.

 

Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.

 

 

Последнее обновление файла: 10.03.2012.