1. За последние четыре года вышло семь моих книг. Четыре из них – лекции, прочитанные двадцать лет назад на занятиях с родителями в бытность моей работы заместителем директора по воспитательной работе в школе и педагогом-организатором микрорайона в Москве. Это – “Этапы нравственного развития ребенка”, “Тихий разговор с совестью”, “Обрести себя” и “Психопатический круг в семье”. Последние две книги во втором издании были объединены издательством “Братство ап. Иоанна Богослова” в одну и вышли под общим названием “Психопатический круг в семье”. При повторных изданиях они были доработаны в нынешнее время и дополнены моими “Послесловиями священника”.

Три последующие книги – результат трудов волгоградского периода: “От зачатия до рождения”, “Пути и ошибки новоначальных”, “Культура семейных отношений”. Последняя частью использует материалы московских лекций о семейных отношениях, прочитанных мною ранее.

Вся критика, прозвучавшая на Иринеевских чтениях, опирается на содержание лишь одной из всех семи книг – “Психопатический круг в семье”.

О других книгах, значит, о другом, более позднем волгоградском периоде моей работы – речь не идет. Все выводы делаются на основании одной книги, а распространяются, рождая при этом естественное недоумение, на все остальные “до кучи” и накладывают единозначимую оценку на всю протяженность моего жизненного служения – будто оно было и есть одно и то же во все времена и всегда, как уверенно говорят все четверо выступивших на чтениях уважаемых людей, из ложного основания – “оккультного”, из “тайного эзотерического учения”, как “тайного адепта темных сил”, правда, не “сознательного”, который “действовал бы целенаправленно”, а, видимо, безсознательного.

2. Содержание книги всеми выступающими возводится сразу в ранг учения и тем самым поставляется в немедленную противоположность Церкви. Так как есть учение Церкви, какое же при этом может быть еще учение?

Со своей стороны я никогда не занимался разработкой какого-либо учения, но всею ревностью моего стремления ко Христу всю сознательно-церковную свою жизнь и до сего дня вникаю в церковное учение. В то же время, будучи педагогом с самых студенческих лет (окончил Московский педагогический институт им. В.И. Ленина в 1971 году), всегда был в живой работе с детьми, подростками, молодежью, а затем – с их семьями (об этом много писали в свое время центральные газеты и журналы, был документальный фильм по центральному телевидению – “Гармаев и другие”). Много наблюдал, думал, искал, часто беседовал с подопечными, хорошо знал многие семьи, бывал у них.

Одновременно с этим, занимаясь научной деятельностью, так как учился в аспирантуре по специальности биохимия, параллельно читал немало книг и исследований по педагогике. Живые наблюдения, знания научных и практических трудов по педагогике, собственные выводы, как неизбежное и естественное завершение любой практики, легли в основу прочитанных тогда лекций. Это одна сторона содержания книги.

Другая сторона раскрывает, в противоположность обвинениям, как раз искреннее мое стремление усвоить самому учение Церкви о человеке и о спасении и, по возможности, донести его до людей, даже и тех, кто не имел тогда сознательного расположения к Церкви. Недаром узнать от меня в конце двух лет занятий о том, что дальше нужно идти в Церковь, для многих было потрясением. Тем не менее, почти все в итоге шли и воцерковлялись.

3. На Иринеевских чтениях прозвучало, что “автор вводит особую систему терминов и понятий – “смесь психоаналитических и аскетических положений”. Применяя слова – “особая система терминов и понятий” – диакон Михаил Першин прямо ведет к выводу о тайном оккультном их источнике. Если заразиться “образом врага”, который якобы стоит за мною и надиктовывает книги, тогда впечатление об “особой системе терминов” будет неизменным следствием. Но только я к этому заражению и впечатлению никакого отношения не имею.

Содержание лекций было результатом напряженной работы с детьми и их семьями, которой я отдал более десяти лет (в тот период) своей жизни (сейчас служение детям и семьям составляет более тридцати лет). Она – не сеансы в одночасье надиктованного содержания. Разве этого не видно по книгам? Множество практических наблюдений и выводов, которые есть в книге, возможно описать, имея действительные и многолетние отношения с детьми и их семьями в живой педагогической практике. И только в ней. Иначе как объяснить, что десятки и сотни людей, читая книги, узнают в них себя и свою внутреннюю жизнь? Это – первое.

Второе: никакой “особой системы” нет. Нужно было как-то донести до людей представления о греховном и богодарованном человеке в нас. При том, что в сознании людей не было в то время таких слов, как “грех”, “страсти”, “страх Божий”, “жажда Бога”. Не было даже слов “Бог”, “благодать”. А слово “Церковь” пугало, рождало множество мрачных ассоциаций, связанных с потерей личной свободы, независимости.

Внутренним настроением людей при этом было стремление утвердиться в мире, обществе, и в этом утверждении воспитать детей.

Понятными для них словами были тогда “эго”, “эгоизм”, “влечение”, “совесть”. На этом языке и можно было говорить так, чтобы люди слушали, мало того, чтобы узнавали в себе худое и восставали бы против него добрым, прежде всего совестью. Поэтому вместо слова “страсти” было применено слово “эговлечения”, а далее описывались восемь страстей, как они есть. Из какого учения были они взяты? Из церковного, никак не “эзотерического”. Слова “добродетели”, тем более “смирение”, “милосердие”, “целомудрие”, “воздержание” по тем временам и тем людям, которые приходили на занятия по педагогике, были совсем непонятны. Но всем понятна была совесть. Отсюда “эговлечениям” (страстям) была противопоставлена совесть. Страсти увлекают эмоциональность, делая ее страстною, а способности человека (интеллектуальную, музыкальную, ремесленную и прочие) берут на свое вооружение, чтобы через них завоевать мир и свое место в мире.

Страсти, эмоциональность и способности я выделил в самостоятельное образование в человеке-грешнике и назвал их триадой эго. А совесть, силы души (разумную, сердечную, волевую) и те же способности, но поставленные на службу совести и нравственному чувству, назвал триадой совести. Собственно, слово “триада” и есть новый термин, которым я стал пользоваться, все остальное, в том числе и соотношения между составами души человека, принадлежат церковному учению (см. труд святителя Феофана Затворника “Начертания христианского нравоучения”, книга, которой мы пользуемся в училище как настольной).

4. “Человек, – говорит о. Михаил, – расценивается у о. Анатолия как “продукт родовой жизни, детерминированный родовой психопатией”. Для чего-то о. Михаил все акценты здесь поставил до прямо наоборот. Речь в книге идет не о человеке как таковом, а о человеке-грешнике (как это подобным же образом подробно рассказывается в книгах свт. Феофана Затворника). В моей книге описывается механизм греховных отношений между родителями и детьми, который ведет к тому, что греховные наклонности детей безсознательно поддерживаются и развиваются нецерковными родителями или начально-церковными, у которых неправильный характер отношений остается непреодоленным. Многим и очень многим родителям описания эти помогли узнать неправду в отношениях с их детьми и начать труд над преодолением этих механизмов. Свидетельством этому несколько сот писем, пришедших за четыре года с благодарностью за книгу.

5. О.Михаил выделил в книге ряд признаков, которые сближают “учение о.Анатолия” с сектантским. Первый из них – “создание образа врага”, коим является мать как “энергетический вампир”. Ни одного из этих образов и тем более таких слов нет и в помине в моей книге. Так как речь идет о греховных механизмах, которые преимущественно складываются между родителями и детьми в их младенческом (до семи лет) возрасте, потому и в книге основное внимание уделено неправильным, греховным отношениям между именно матерью и ребенком. Но не для того, чтобы сформировать образ врага-матери, а для того, чтобы мать разобралась в том, что происходит между нею и ребенком. Тем более, что во время лекций в зале сидели в основном матери, им рассказывались эти механизмы. И на консультации, которых было сотни, приходили именно матери. Да и книгу, судя по письмам, благодарностям, читают тоже больше матери. Нигде, ни от одной из них я не слышал такого превратного понимания содержания книги.

Вторым признаком сектантства о. Михаил выделил “учение о “печатях” – словесном программировании души ребенка”. Слово “программирование” – обиходное против сектантов. Но только о явлениях, которые описаны мною под словом “печати”, говорят и старец Паисий Афонский, и преп. Амвросий Оптинский, и из ныне здравствующих протоиерей Валериан Кречетов. Все говорят о недолжности таких действий со стороны взрослых. При чем тут “программирование”?

Третьим признаком о. Михаил выделяет “положение о “всепроникающем энергетическом излучении”, особенно сексуального характера, которым о. Анатолий обосновывает необходимость “бежать из городов”, где “спасение невозможно”. Ни одного из выделенных в кавычках слов и таких акцентов в книге моей нет. В одном месте, и то к слову, говорится о сексуальной атмосфере в многоквартирных неосвященных домах и о том, что это имеет свое влияние на людей и детей. Что в отдельном доме (дачном или деревенском) атмосфера более спокойная, дух другой, – это всем известно по личному опыту, может быть, не всегда осознанному. Я не призывал “бежать из городов” и не говорил, что в городе нельзя спастись. Но в книге достаточно много говорится о пагубной атмосфере города, в то же время – о достоинствах деревни с ее физическим трудом, жертвенностью, самоотвержением, с ее богозданной природой и патриархальным укладом, еще о том, что современному человеку переход из города в деревню труден, для кого-то невозможен, а также о положительном значении деревенского уклада в воспитании детей.

Четвертым признаком о. Михаил называет “неудобоносимые вериги” – массу поведенческих предписаний, как несовместимые с христианством”. Под этим он, видимо, имеет в виду родительские и супружеские правила, которых предложено в книге одних двенадцать, других тринадцать, и правила общения. Например, правило десятисекундной паузы – прежде, чем говорить с ребенком, помолись Богу Иисусовой молитвой. Действительно, очень трудное правило, но тем, кто его стал применять, многое что открыло и много в чем помогло. Прости, отдай, уступи – это правило даже в детской среде гасит много греховных всплесков между детьми. Нельзя наказанием бороться с самим ребенком. Оценивай результат действий, но не ребенка. Носите бремена друг друга. А вот правило апостола Павла: “Обличай, запрещай, умоляй (увещевай)”. Что здесь “несовместимо с христианством”, непонятно. Трудно современным родителям и супругам следовать этим правилам, но это не значит, что о них и говорить нельзя, под угрозой попасть в разряд сектантов, да еще оккультного характера.

Пятым признаком о. Михаил называет “бредовую ритуалистику вокруг заповеди “плодитесь и размножайтесь”. Видимо, речь идет о приведенных в книге “От зачатия до рождения” приготовлениях к зачатию и беременности: о молитвах на испрашивание зачатия ребенка, о посте, исповеди сугубо ради ребенка, о благочестивых намерениях на рождение и воспитание дитя. Кому-то это действительно покажется “бредовой ритуалистикой”, а кто-то по вере не может по-другому. Я же сам ничего “бредового” здесь не нахожу.

От осуждения кесарева сечения, которое о. Михаил называет шестым признаком сектантства, я сегодня отошел. Не потому что это как бы признак сектантства (как будто не может быть других оснований критики этого метода, например, научных), а потому, что в жизни приходится идти этим путем ради сохранения жизни матери и ребенка.

6. Далее на Иринеевских чтениях выступал протоиерей Алексей Уминский. Он сказал, что “о.Анатолий приводит не ко Христу, а только к себе самому”. Если бы это было действительно так, тогда мои ученики не служили бы Христу, не были бы священниками, диаконами, монахами, монахинями, игуменьями монастырей, искренними, самоотверженно несущими служение Церкви и Богу, а таковых сегодня более сорока человек (это из тех, о ком я имею какие-либо известия). Не было бы тогда и более тридцати священников с четырех и десятилетним иерейским стажем, которые закончили трехгодичное священническое отделение, директором которого я был в течении четырех лет в Волгоградском православном университете, и кому читал курс догматики и нравственного богословия. Я уже не говорю о многих десятках мирян, которые учились на православных курсах в Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, на заочных курсах во многих городах, в Свято-Сергиевском училище в Волгограде, которые сегодня несут свое служение в Церкви на разных местах. Противоположна этому утверждению и многочисленная почта – отклики на книги, которых несколько сотен пришло за эти годы. Кроме естественной благодарности нет в них и намека на какое-либо “делание из меня кумира”.

7. Далее он говорит: “Мышление о. Анатолия “оккультно”. Что скажешь против этого, если человек имеет такое субъективное восприятие?

“Теория его представляет тайное эзотерическое учение”. Всю свою двадцатипятилетнюю христианскую жизнь ничего другого религиозного, кроме христианских книг и учений, не читал. Было, когда в Москве по просьбе своих слушателей родительских курсов посетил 2-3 раза разные оккультные и мистические группы, которых двадцать лет назад начало быть много в Москве. После этого не раз выступал в больших залах в разных городах, куда меня приглашали с педагогическими лекциями, и в ответах на вопросы говорил о ложности и вредности этих по тем временам модных учений. Тогда это было в новинку, и все говорили о них.

8. Далее о. А.Уминский говорит, что, “называя свое учение “христианской педагогикой”, православный священник нигде не цитирует Евангелие, а лишь использует свой педагогический талант и духовный сан для “управления людьми”. В те времена, когда читались эти лекции, “цитировать Евангелие” было невозможно. Во втором издании книги основной ее текст был оставлен прежним, но дополнительно были написаны послесловия священника. В них есть и Евангелие, много слов из посланий апостольских, много содержания из книг святых отцов Церкви. Для того, чтобы убедиться в этом, надо книгу действительно прочитать, а не выдергивать из нее цитаты, придавая не свойственный им смысл.

9. Последними в статье “Московского церковного вестника” приводятся слова протоиерея Димитрия Смирнова. Он говорит: “В основе учения о.Анатолия лежат его собственные переживания, оформленные как непреложные законы”. Не собственные, а результат многолетней работы с детьми, подростками и их семьями. Конечно, есть и опыт своих переживаний. Но право на это есть у любого педагога, который в письменном или устном виде делится своим опытом, а равно наблюдениями и выводами. И это при том, что никакого учения самостоятельного я не создавал.

Единственно из наблюдений мною выведены выводы, которые поставлены мною в ранг закона. Это три закона эго-влечений (страстей): стремление к обладанию своим предметом в одиночестве, взаимосвязи и взаимозависимости влечений между собою, временной насыщаемости эго-влечений (страстей), т.е. насыщаемости на время.

Не вижу здесь особой неправды. И в трудах святых отцов такое выделение свойств страстей можно увидеть. Три закона нравственного становления человека – опережения (если в ребенке до семи лет опережающе развивать способности, а не нравственное чувство, то вырастет эгоист или себялюбец), оскудения душевных сил (если из поколения в поколение люди остаются нецерковными и неверующими, тогда душевные силы добра приходят в оскудение), хранения образа истины (без трудов самого человека над своим воцерковлением невозможно сохраниться в благодати). Эти три вывода даже не мои. Они давно известны в Церкви. Но их как-то нужно было подать слушателям и затем читателям. Я это сделал, определив их в форму закона.

10. Практику общинной жизни о. Анатолия о. Димитрий “уподобил похожим явлениям в общине о.Георгия Кочеткова”. Не знаю, откуда о.Димитрию известна наша практика. К нам он никогда не приезжал, с нами о нашей практике никогда не говорил. В то же время мы об этой практике постоянно, вот уже восемь лет делаем доклады на Московских Рождественских чтениях, в том числе два последних года я делал доклады не на секциях, а на пленарных заседаниях. Всегда все доклады мои и сотрудников, священства училища воспринимались с большим вниманием и интересом. Ни от кого никогда за всё это время во всех аудиториях Рождественских чтений мы не слышали в наш адрес обвинений об оккультизме и сектантстве, на основании докладов, с которыми мы постоянно приезжаем на чтения.

Не было этого и на Августовских педсоветах, которые уже шестой год подряд проходят у нас в Волгограде как внутригодичная секция Рождественских чтений. До пятидесяти человек священников, диаконов, руководителей и преподавателей воскресных школ, православных гимназий и курсов оглашения из разных городов России и Ближнего Зарубежья приезжают к нам в училище и в течение семи дней участвуют в обсуждении насущных проблем устроения учебного и воспитательного дела в Церкви. Знакомятся с учащимися, преподавателями, клириками училища, с содержанием и укладом жизни. Нет ни одного отрицательного отзыва. Тем более оценок такого содержания, какие прозвучали на Иринеевских чтениях.

11. Далее о. Димитрий говорит, что “книги душевно здоровым людям недоступны, для них очевидна мутная безперспективность” этого учения. Адептами же становятся люди “вязкого сознания”, и в их среде “усугубляется злокачественный психопатический процесс”. Несколько сотен писем – отзывов на книги – говорят о противоположном. Их надо прочитать. Надеюсь, что многое в этих жестоких представлениях о читателях книги изменится.

Вот уже более трех лет у нас складывается дружба и идет переписка с Владимиром Николаевичем Щелкачевым, преподавателем МГУ, известным ученым, профессором, православным человеком. Он пишет, что книги мои, особенно “Обрести себя”, дает читать и дарит уважаемым из научной и образованной интеллигентской среды верующим людям. Все хорошо отзываются о ней. Сам он пишет, что высоко ценит мой труд и настойчиво повторяет, чтобы я не оставлял работы по своему призванию, какие бы нападки не пришлось терпеть со стороны.

12. Отец Димитрий Смирнов говорит о многолетнем знакомстве со мной задолго до моего рукоположения. Действительно так, но более чем на пять минут нашего общения о.Димитрий никогда не подпускал меня к себе. Мне было это удивительно, а причину такой отстраненности я узнал три года назад. Оказывается, о.Димитрий всегда думал, что я тайно и безсознательно общаюсь с темными силами.

Двадцать пять лет назад я начал проводить занятия с родителями в Москве, будучи заместителем директора школы по воспитательной работе, а затем педагогом-организатором микрорайона и руководителем Московского семейного клуба. Содержание этих лекций и легло в основу книги “Психопатический круг в семье”. В то время нельзя было вслух произносить что-либо о Боге и Церкви. Вместе с тем, мне, переживающему начальные шаги своего воцерковления (первые пять лет церковной жизни), хотелось и моих слушателей привести в Церковь. Как мог, я выстраивал содержание занятий таким образом, чтобы при последующей встрече с Церковным содержанием человек узнал бы в нем то, к чему уже был бы подготовлен. В конце каждого двухгодичного курса в личных беседах со слушателями-родителями я рекомендовал им идти в Церковь. На вопрос, в какой храм идти, я называл им адрес храма, в котором служил о.Димитрий Смирнов. Лично с ним я не был знаком, но был наслышан, что он говорит хорошие проповеди, привлекающие к себе людей из интеллигенции. Направленные мною люди шли к нему.

Через некоторое время приходили ко мне несколько обезкураженные: "батюшка не благословлял" продолжать какие-либо отношения со мною. В то время по Москве начали свою деятельность первые группы разных оккультистов, проповедников космических учений, кришнаитов, последователей Вивекананды, Айванхова и др. Видимо, в их число в представлениях о. Димитрия попал и я. Однажды попал и так в них и остался.

В действительности я никогда никаким оккультистом не был и оккультными делами не занимался. Напротив, со временем, открыто выступал на своих лекциях против этих течений. Церковное содержание говорить было тогда еще не возможно, приводил доводы нравственного и морального характера. Сегодня все это выглядит кустарно и приблизительно. Но тогда люди слушали и соглашались, отходили от этих учений и продолжали свой поиск, пока не приходили в Церковь.

Спустя несколько лет я, вслед за своими слушателями, стал иногда приходить в храм к о. Димитрию на богослужения. Несколько раз исповедывался у него. Вот, собственно, и все наше знакомство. Сам я в то время жил достаточно напряженной, хотя по началу больше внешней, как я теперь вижу, церковной жизнью. Первые восемь лет окормлялся у о. Валериана Кречетова, а дальше у о. Наума – год, и у отца Кирилла (Павлова) все последующее время – больше шести лет до переезда в Волгоград и в нынешний волгоградский период – раз-два в год, когда удается быть в Москве. Об этом подробные воспоминания есть в статье “Тебя, Господи, благодарю” (адрес сайта Свято-Сергиевского училища в Интернете: www//detovoditel.narod.ru).

13. Знакомство с материалами Иринеевских чтений привело меня в скорбное недоумение. Книга “Психопатический круг в семье” достаточно объемная. В ней есть разные мысли и обороты речи, которые, если книгу переписывать несколько раз, должны бы убраться (есть ведь писатели, которые переписывали свои книги по десять-двадцать раз). У меня не было на это возможности. Да и были причины оставить ее такой, какой она звучала двадцать лет назад. Об этом подробно сказано в предисловии ко второму изданию.

Основное содержание книги все же имеет то значение для людей, по которому она шесть раз переиздавалась разными издательствами, и тиражи раскупались, а в училище пришло и продолжает приходить много десятков откликов со словами искренней благодарности и с просьбами помочь приобрести ее. Для участников Иринеевских чтений ничего доброго в книге как будто нет совсем. Все обвинения идут из одного источника – представления о книге как написанной оккультным сектантом с подавляющей силой личности, и сводятся к одной цели – доказать эти представления. На кого-то же нужно рассчитывать, чтобы так повернуть дело. Кто подхватит это улюлюканье? Кто уязвится в сердце и заколеблется, смутится в своем расположении, кто в одночасье повернется на сто восемьдесят градусов?

14. В волгоградский период написаны мною и другие книги: “Пути и ошибки новоначальных” и “Культура семейных отношений”. Первая из них родилась из огласительных бесед, которые проводились во время паломнических рейсов на Святую Землю. Таких рейсов было два. В каждом из них три дня, пока пароход “Дмитрий Шостакович” плыл в одну сторону и один день, когда мы плыли обратно, почти четыреста человек слушали эти беседы, продолжительностью каждая составляла два-три часа. В храме, где шли беседы, присутствовало немало монахинь, семинаристов, священников, мирян с большим церковным стажем. Почти на всех беседах, слушая их из алтаря, присутствовали духовные руководители рейсов – архиепископ Могилевский и Мстиславский Максим и епископ ныне Сумской и Ахтырский Иов. Ни от кого подобного, что звучало на Иринеевских чтениях, я никогда не слышал. Напротив, слушали очень внимательно, задавали вопросы, искренне благодарили. Несмотря на продолжительность бесед, никто не уходил, и в последующие дни число людей не уменьшалось.

Мне довелось быть двенадцать дней на Святой Горе Афон, не один час беседовать с благочинным, духовником нашего русского монастыря великомученика Пантелеимона, с иеромонахами, монахами, которые, как оказалось, знают мои книги. Это были серьезные и глубокие беседы о внутреннем нравственном и духовном труде. Ни от кого я не слышал даже тени подозрений на мое православие.

Последние восемь лет ежегодно выступаю с двумя-тремя докладами на Международных Образовательных Рождественских чтениях, читал лекции по церковной педагогике в зале Духовной Академии и семинарии в Санкт-Петербурге, в Слонимском православном училище и в Минске, был участником трехдневного семинара по разработке программы курса “Православной педагогики” для семинарий, который проходил в Московской Духовной Академии и семинарии, был одним из пяти докладчиков, выступал на конференции о церковной семье в Киеве, встречался с православными приходами в Польше, в Германии. Как-то после всего этого мне странно читать о том, что звучало на Иринеевских чтениях.

С первого дня Крещения все двадцать пять лет своей церковной жизни, я был и остаюсь православным. Конечно, с особенностями характера, где-то, в немалой степени, в первые годы, самонадеянного, безапелляционного, где-то нечуткого, невнимательного к людям, из-за чего обижал приходящих ко мне, иногда прямыми высказываниями мог досадить человеку, раздразить его. О многом принесено покаяние и много еще предстоит переменить в своем нраве. Только одно было и остается неизменным – посвящение себя Господу и Его Церкви. В этом, помощью Божией, был и остаюсь верен Иисусу Христу.

Первоначальный файл с сайта www.light.orthodoxy.ru.

Текст в данном оформлении: Библиотека сайта Христианская психология и антропология.

Последнее обновление файла: 01.09.2011.