4. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СОБЕСЕДОВАНИЕ С СТАРЦЕМ.
Прошло несколько дней; приходит старец. Началась опять речь о том же.
Стар. Ну что, – просмотрели?
Я. Просматривал, и ничего не представилось, что бы еще стоило выставлять на вид.
Стар. И мне тоже думается. Но считаю нужным приложить одно объяснение о задушевном моем намерении при разборе сих брошюр.
Я. Да, уж надобно сделать какой-либо финал, чтоб не казалась речь наша конченной ex abrupto.
– 174 –
Стар. Нет, не этого ради делаю приложение. Оно относится к существу бесед наших.
Я. Тем лучше. Что же это такое у вас?
Стар. А вот что! Всем известен автор брошюр. Он значится на самих брошюрах, вошедших потом в состав аскетических опытов. Между тем мы всю речь вели так, что и намека не делая на автора, всю строгость свою изливали на безличные брошюры. Это может многим не показаться. Вот и надобно объяснить, чего ради так делано.
Я. И я это знал, и мне часто приходило на мысль спросить, чего ради так делается? Тогда не спросил, – теперь прошу сказать; в самом деле, было какое преднамерение в этом, или так случайно пришлось?
Стар. Нет, не случайно это сделалось, а намеренно вел я так речь, чтоб отделить автора от брошюр.
Я. Как отделить?! Это верно, чтоб иметь свободу говорить так резко, как душе угодно.
Стар. Нет, нет. Отделить затем, что мысль брошюр не есть полная мысль автора.
Я. Это что такое? Хитрите!
Стар. Помилуй Бог. Говорю то, что действительно имею на душе.
Я. В самом деле? Как я рад. Признаюсь, мне очень тяжело ложились на душу многие обличения брошюр, вами сделанные, при глубоком уважении моем к автору их. Теперь прошу даже, отгоните их от него подальше.
Стар. Об этом нечего просить. Это должно сделать. В благоговейном уважении к автору, я поспорю с самыми близкими к нему учениками.
– 175 –
Сам я ученик его, далекий, конечно, от него по обстоятельствам, но не по чувству. Поэтому можете судить, что когда говорил я что-либо резко против брошюр, они, уже были отдельны у меня от автора: ибо иначе то чувство не позволило бы многого, а пожалуй и всего.
Я. Как это будет принято для всех почитателей его!
Стар. Не одну приятность или неприятность имею в виду, говоря так. Самая истина того требует. Без сего, может быть, нечего было бы и объяснение сие прилагать. Ибо и язычники говорили: magis amica Veritas. И нам указуется истинствовать при всей любви (Еф. 4, 15).
Я. Особенно теперь это будет кстати, когда не стало самого автора. Мне даже приходило на мысль – прекратить разбор брошюр, или направить критику в другую сторону, напр. на журнал, который помещал нечто брошюрское.
Стар. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, почившего смертью праведника! Но не прекращать следует теперь подобной речи, а теперь-то тем паче надо возвышать голос. Когда жив был автор, он мог всех вразумить сам, а теперь, когда нет его, всякий знающий его, из уважения к нему, обязанным себя сочтет умствовать по брошюрам, в уверенности, что тут изречено последнее слово автора.
Я. Очень натурально. Но чего же ради он этого не сделал сам гласно?!
Стар. Не встретилось вопроса. Никто не предложил своих недоумений. Он раскрывал одну сторону предмета, или лучше – полагал только начатки исследования о душе. Дальнейшие
– 176 –
исследования пресекла смерть. Там, вероятно, раскрылся бы весь взгляд автора – светлый и чистый, как все, выходящее из-под его пера. Теперь наш долг пресечь вред, могущий произойти от недосказания автором своих мыслей. Лучше бы всего, конечно, не споря, досказать их. Но
кто весть, яже в человеке, точию дух человека живущий в нем? (1 Кор. 2, 11).
Осталось одно – разорить все пока высказанное, чтоб пресечь могущее возникнуть от сего разномыслие в среде христиан. Последнее, если оно, к несчастью, случится, может наложить вящшее пятно на почившего. Долг уважения моего к нему руководил мною, когда я так строго судил брошюры. Когда я это делал, у меня в голове не было лица автора, а одни мысли брошюр, и те лица, которые, неосновательно счетши их законченными, начали уже будто следовать им. Се истину говорю!
Я. И я совершенно с вами согласен, что лучшего приемa избрать нельзя. Но вам надо выставить основания, почему вы считаете мысли автора недоконченными.
Стар. Конечно, надобно. Но ведь этого нельзя сделать так осязательно, как бы иной желал. Довольно указать хоть слабые намеки на то. Намек же виден в самой брошюре.
Я. В чем же это именно?
Стар. В том, что в обеих брошюрах автор не коснулся существенных черт, коими характеризуются свойства и действия духа. Всякому ведь известно, что душа в нас не жизненное только начало, но есть по преимуществу то, что сознает себя в нас, мыслит и свободно
– 177 –
действует. Но эти, – сознание, мысль, свобода – характеристические черты на челе души нашей, суть вместе характеристические черты и вообще всякого духа, коими отличается он в среде других существ. Автор брошюр не раскрывает их. Следовательно ни под каким видом не следует считать мысли в брошюрах последними мыслями автора их о душе и духах. Ибо кто бы ни стал писать о душе и духах, если хочет написать вполне все, непременно должен коснуться и этих существенных черт души и на основании их восходить к понятию о естестве их. Если не делает этого, значит не имел намерения сказать все, а коснулся только одной стороны. Точь в точь в таком положении автор брошюр. Вот это
первое основание, почему я не считаю брошюры полным выражением мыслей автора о душе и духах.
Второе мое основание то, что ведь автор всюду говорит, что душа – тело, ангел – тело, между тем сознание, мысли, свободной деятельности никто из имеющих ум в здравом состоянии не может приписать никакому вещественному телу, как бы оно тонко ни было. Эти качества несовместимы с вещественностью. Кто говорит – вещество, тот отрицает эти качества, и кто говорит эти качества, тот отрицает вещество. От столь высокообразованного и такого благоговейного мужа можете вы ожидать смешения этих простых понятий?! Конечно, нет. Так не считайте же брошюр последним его словом о душе и духах.
Tрeтьe мое основание – то, что в брошюрах не раз упоминается, что душа и дух имеют, как
– 178 –
особое нечто, ум, разум и даже дух, – способность не только мыслить, но и ощущать духовно (см. стр. 18 Приб. сл. о см.). Спрашивается теперь, что это такое? Это суть силы чисто духовного свойства. Принадлежностью вещества или его способностью они никак быть не могут. Что же они? В брошюрах не объяснено. Стало, нерешенным остается существенный вопрос, – вопрос, на который они сами наводят. Как же теперь думать, что в брошюрах автор все сказал, когда не досказана эта, так настойчиво требуемая, мысль?!
Я. Вы совсем перевернули мои мысли о брошюрах. Признаюсь, как ни хотелось иногда, чтоб иные места не клали тени на автора, но все иногда и осудишь его. Теперь ясно, как день, что на все содержание их надо смотреть иначе. Но скажите, неужели сам автор не видел этой незаконченности, и того, к каким превратным мыслям она может подать повод?!
Стар. Он не мог этого не видеть. Но почему не высказался вполне, и почему особенно оставил последний пункт необъясненным, то есть, что такое ум или дух в душе и духах, кои суть тело, этого мы можем не знать. Почему-нибудь он счел нужным так повести свой трактат о душе и духах. Ведь он не какой-нибудь опрометчивый человек, действующий как попало. Должна быть какая-нибудь тому причина – его субъективная, а какая – кто его знает?! Он говорит, что душа – тело и дух – тело; но, считая их телами, говорит вместе, что в них есть, как нечто особое, ум или дух, способный мыслить и ощущать духовно. Натурально спросить, – в каком же отношении он поставлял эти
– 179 –
особенности? Кому из двух принадлежит, по его мысли, господство? Душе ли, в смысле брошюр, или уму и духу? Само собою очевидно, кому должно принадлежать господство, и сомнения не должно быть, чтоб автор понимал его иначе, и считал возможным подчинит духовное вещественному. А в таком случае мы возвращаемся к помышлению о различии внутренней и внешней стороны нашей разумно-свободной жизни. Помнится, Тертуллиан, в трактате о душе, которую он называл телом (corpus), задавал себе вопрос: в душе есть ум или дух, что же между ними господственно? Ответ был тот, что господствует душа, а ум есть способность души. Но известно, что у Тертуллиана слово corpus (тело) означает не вещественность какую, а вообще действительность. Когда говорил он, что душа – corpus, то разумел, что душа есть действительное – реальное существо, а не отвлеченная какая идея. Так толкуют Тертуллиана все ученые, говоря притом, что он и Бога называл corpus с тою единственно мыслью, что Он действительно существует. Нельзя ли и автору брошюр приписать того же понятия о душе и духах, то есть, что он называет их телом, разумея только под сим, что они действительно существуют, а не суть отвлеченности? Может быть, и он так же думал, как Тертуллиан. Фраза его, нами уже разобранная, что отделение от тела чего-либо отвлеченного не произвело бы никакого влияния на тело (стр. 44), подает повод думать, что точно он называл душу телом, из опасения, будто, не смешать бы ее с идеей отвлеченной, и не поставить бы ее в ряд явлений, самостоятельной
– 180 –
действительности не имеющих. Это очень возможно, но так ли было, кто знает. Или может быть, у него мысли о составе естества нашего похожи на мысли св. Григoрия Нисского, приведенные нами. Но и это кто знает? Я настаиваю только на том, что мысли брошюр не представляют полного учения автора о душе и духах, что они оставляют многое недосказанным, оставляют серьезные вопросы не решенными. А как досказать недосказанное, и как решить нерешенное по духу и началам автора, – кто может взяться за это?
Я. Но в таком случае зачем же мы столько толковали? Объяснить бы в начале что говорите вы теперь,– и конец.
Стар. О, нет. Брошюры надо разбить во всех пунктах, даже строже, чем сделали мы. Для чего? Для того, чтоб отбить у всякого, неразумно читающего их всякое помышление понимать их буквально. Вот ведь уж нашелся человек, который, злоупотребляя именем автора брошюр, подтверждает его авторитетом свою бредню, будто душа – тело и больше ничего. Вот против этого все у нас рассуждения и направлены. Так и просим всех понимать труд наш в разъяснении истины. Мы преследуем ложную мысль, какую могут образовать в себе читающие брошюру, чистым и светлым в совести своей содержа лик достоуважаемого автора. Я думаю, что если б он был присущ при нашем споре, непременно одобрил бы приемы наши.
Я. Тем кончим?!
Стар. Да. Все высказано.
Я. Премного вам благодарен.
– 181 –
Стар. Даруй Господи, чтоб наши строки послужили делу святой и беспримесной истины.
Я. Даруй Господи! Помолимся ко Владыке!
Старец и я. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, преосвященного Игнатия, и всели его в места злачна, в места покойна, отонюду же отбеже всяка болезнь, печаль и воздыхание. Аминь.
– 182 –
Текст приводится по изданию (в переводе на современную орфографию):
/Феофан (Говоров) еп./ Душа и Ангел – не тело, а дух: против брошюр "Слово о смерти" и "Прибавление к Слову о смерти". – Тамбов: Тип. А. А. Студенецкого, 1867.
Номера страниц идут после текста.
© Библиотека христианской психологии и антропологии (при использовании текста на других сайтах ссылка на первоисточник обязательна!).
Последнее обновление файла: 01.12.2015.