Поиск по сайту

Взяв в руки книгу с названием "Начала христианской психологии", читатель вправе сразу же обозначить немало вопросов и сомнений. Что ожидает его дальше: психологический комментарий к евангельским и святоотеческим текстам или некое самостоятельное исследование? Относится ли книга к литературе религиозной или претендует на научность? Рассчитана ли на специалистов-психологов или на иную аудиторию? Свое суждение по этим и другим вполне правомерным вопросам читатель сможет составить, лишь прочтя книгу до конца, ведь одно дело – авторские замыслы и обещания, и совсем другое – итог работы, как он видится другими ("нам не дано предугадать, как слово наше отзовется"). Сказанное, однако, не избавляет редактора книги от необходимости уже в предисловии обозначить хотя бы некоторые исходные позиции и принципы, по которым строилась работа.

Прежде всего это учебное издание и его непосредственный адресат – студенты, аспиранты, преподаватели психологических, философских, педагогических факультетов университетов и колледжей. Вместе с тем авторы предполагали, что круг читателей может оказаться и значительно более широким и вовсе не потому, конечно, что наши скромные "имена и письмена" сами по себе привлекут внимание, а потому, что это – первая проба христиански ориентированной психологии после стольких десятилетий главенства материализма в отечественной психологии, массированной атеистической пропаганды, запрета любого позитивного упоминания религии в психологической литературе. (Помню, например, как в 1983 г. редактор университетского издательства решительно требовал вычеркнуть из рукописи монографии по психологии алкоголизма слово "грех": "Нельзя, может напомнить о религии". В те же годы из книги другого нашего автора было изъято слово "милосердие").

Время изменилось, казалось бы, кардинально, однако настороженность к религиозным вопросам в научной среде во многом остается в силе. Разумеется, никто не препятствует уже публикованию рассуждений о христианстве, но эти рассуждения часто по-прежнему отторгаются от сознания (если позволить себе каламбур, то светское сознание еще очень советское). Так, многие психологи – ученые и практики – продолжают сопрягать христианство с набором отдельных воззрений, обрядов, предрассудков, храмовых действий. Разумеется, набор этот ныне уже не считается предосудительным, признается право на его открытое проявление, даже полезность "в определенных рамках" для общества, способность помогать людям, смягчать существующие нравы и т.п. Однако, скажем, к конкретной работе психолога, его

– 3 –

---

специальности, научным и практическим занятиям все это серьезного реального касательства не имеет. И, более того, по общему мнению, не должно иметь вовсе, поскольку ведет к чисто субъективному, относительному, а не объективному, строго научному знанию.

При этом забывается, что наука существует не ради себя самой, а как определенный вид познания, приближения к Истине. Строго говоря, она не может прямо диктовать изучаемому предмету свое понимание, навязывать свои инструменты познания. Напротив, предмет диктует адекватные, соответствующие его природе подходы и способы изучения. Диктат этот, разумеется, отнюдь не очевидный, а скрытый, зашифрованный, и все, что делает ученый, – это совершает попытки (дающиеся часто тяжким трудом, усилиями и талантом) угадать суть предмета, раскрыть ее адекватными этому предмету способами. Если происходит рассогласование способа и предмета, если способ, инструмент нерелевантен, не соотносим с предметом, то ни о какой объективности познания речи быть не может.

Таким образом, способ познания, должный применяться исследователем, не есть нечто фиксированное, раз навсегда закрепленное, но вещь, по сути дела, служебная, меняющаяся, преображающаяся в зависимости от предмета, его уровня, глубины, тайны. Как только мы фиксируем тот или иной вид рассмотрения как догму, как цель, то мы с неизбежностью начинаем со временем искать не там, где потеряно, а там, где светлее; не там, где лежит искомый нами предмет и тайна, а там, где на сегодня горит свет науки.

Познание психической жизни является достаточно ясной к тому иллюстрацией. Большинство психологов твердо уповают на научность применяемого ими подхода, ставят строгие эксперименты, выявляют однозначные зависимости, используют статистические приемы и т.п. Все бы хорошо, да только, по общему признанию, важнейшие стороны психической жизни человека остаются закрытыми, потерянными для этих методов. "Бедная, бедная психология, – восклицал уже в 60-х годах автор статьи о психологии в Британской энциклопедии, – сперва она утратила душу, затем психику, затем сознание, а теперь испытывает тревогу по поводу поведения". Действительно, история научной психологии – это история утрат, первой и главной из которой была утрата души. Психология единственная, наверное, наука, само рождение, весь арсенал и достижения которой связаны с доказательством, что то, ради изучения чего она замышлялась – псюхе, душа человеческая, – не существует вовсе. Душа была принесена в жертву определенным образом понимаемому научному мировоззрению, поскольку не вмещалась в его прокрустово ложе. Метод стал самостоятельным, диктующим – каким дóлжно быть предмету исследования, и поскольку душа не поддавалась, не улавливалась этим способом, то она попросту была вынесена за скобки. В результате получилась скорее психология лабораторного испытуемого, чем живого человека.

Как же исправить это положение? Видимо, первый шаг состоит в

– 4 –

---

том, чтобы услышать, понять, какие пути и способы познания действительно адекватны, соответствуют великой тайне человеческой души и видеть объективность подхода не в том, что он отвечает каким-то внешним статистическим критериям, а в том, что он резонирует, отвечает самому объекту, его языку и жизни. Но если это так, то как психологу избежать влияния многовекового религиозного опыта, как не задуматься о его уроках. Причем надо понять, что это не будет отступлением от объективности, а, напротив, – возможность приближения к объективному, истинному познанию душевного мира человека. Ведь если психология сразу же утеряла душу, то весь опыт религии, напротив, сводится к утверждению и обретению души. И потому какими бы "ненаучными", "субъективными" ни казались нам методы, способы религиозного познания, они на поверку проявили себя как более верные и объективные, чем наши научные притязания. Поэтому первую оппозицию, которую мы бы хотели снять в этой книге, это резкая оппозиция религии и науки в познании психологической реальности. Не метод задает реальность, но реальность – метод и подход. Тем более – столь сложная и особая реальность, как душевная.

Хотелось бы надеяться, что будет снята и еще одна оппозиция: "психология – христианская психология". Видимо, пришло время, когда нужно отказаться от соблазнительной идеи иметь одну (единственную) психологию, имеющую универсальный, общеобязательный и, следовательно, нормативный характер. Предмет нашей общей заботы – психика человека – един и столь многопланов, что места хватит для исследователей и методологий самого разного характера, все зависит от уровня и цели исследовательской задачи. И совсем не трагедия, если рядом будут сосуществовать и сотрудничать психологи самых разных направлений. Ведь не воспринимается же, как трагедия отсутствие одной (единственной) философии! (Попытка утверждения общеобязательной, научной философии в виде марксизма-ленинизма обернулась наглядной неудачей: "любомудрие" как свободная деятельность духа быстро выродилось в "идеологию", объявившую свободу функцией необходимости.)

Не менее трудным является и отношение представителей церковных кругов к науке. Весьма часто оно столь же решительное и столь же негативное, как и у многих представителей "чистой науки" по отношению к религии. Если ученые отвергают религию как не имеющую отношения к объективному познанию, то люди церковные отвергают науку, в особенности науку о человеке, как пустое и опасное "мудрование" там, где, по их мнению, нужно лишь духовное постижение и молитва. Разлад этот принимает иногда самые крайние формы, когда, например, игнорируются любые механизмы и основы психических болезней, все сводится лишь к нарушению заповедей и, скажем (реальный случай), тяжело больной шизофренией, находящейся в остром состоянии, священник советует вместо необходимого лечения рожать детей и ходить в церковь. Понять такую позицию вчера еще было можно. Церковь так пострадала от высокомерия, кощунственной грубости и

– 5 –

---

безапелляционности людей, столько лет говоривших от имени науки, что инстинктивно старалась отгородиться от науки, вообще от научного знания. Но вчера – не сегодня. Сегодня такая позиция является не только устаревшей, но и даже вредной. Она раскалывает процесс познания и толкает к неведению, неучёту важных сторон естества человека. Но мир Божий един и ни одна сторона его не отменяет другую и, значит, знание одного не отменяет, а подразумевает знание другого. Поэтому уважаемых читателей я просил бы подойти к нашей книге по возможности без предубеждения, посмотрев на нее как на попытку (разумеется, первую и слабую) восстановить нарушенное единство познания психической жизни человека.

Авторы и редактор отчетливо сознают недостатки данной книги, ее фрагментарность, отсутствие освещения многих важных вопросов, неоднородность стиля изложения и т.п. При всей справедливости подобных упреков обратим все же внимание на первое слово книжного заголовка – "начала". Речь идет никак не об учебнике, который обычно призван подвести итог, резюмировать положение, упорядочить, структурировать уже сложившуюся предметную область. Между тем, христианская психология делает в современной России, по сути, свои самые первые шаги. Говорить в этой ситуации об учебнике – заведомо преждевременно, и все, о чем мы можем рассказать сейчас, – это о некоторых началах, начинаниях, подходах, а удачных или неудачных – судить читателю.

Гриф "учебного пособия" не противоречит сказанному, поскольку книга поможет (пособит) студентам и преподавателям в их знакомстве с новым направлением в отечественной психологии. Мы исходили из того, что чем раньше это знакомство состоится, тем в большей степени психологи, философы, педагоги, богословы смогут помочь новому направлению как своим возможным участием, так и своим оппонированием, критическими замечаниями, которые обнаружат недостатки, слабые стороны и тем самым подтолкнут к их устранению. Если книга будет способствовать осознанию того, что наши корни в христианской, а не в какой-либо иной культуре, – и психология в этой культуре может и должна быть христиански ориентированной, то авторы будут считать свою основную задачу выполненной.

Б. Братусь

Москва, март 1994 г.

 

Авторы книги:

раздел I – Б.С. Братусь (гл. первая, вторая);

раздел II – В.Л. Воейков (гл. первая), С.Л. Воробьев (гл. вторая);

раздел Ш – Р.Б. Введенский (гл. первая), В.И. Слободчиков (гл. вторая); о. Анджей Белат, Польша (гл. третья);

раздел IV –

Е.С. Салаври,

Германия (гл. первая), Н.Л. Мусхелишвили (гл. вторая);

раздел V – Т.А. Флоренская (гл. первая), Е.Н. Проценко (гл. вторая).

– 6 –

---

 

 

Издание:

Братусь Б. С. Предисловие // Начала христианской психологии. Учебное пособие для вузов. – М.: Наука, 1995, с. 3-6.

 

Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.

 

 

Последнее обновление файла: 01.11.2012.