"Радуются уста мои, когда я пою Тебе... и язык мой всякий день будет возвещать правду Твою" (Пс.70:23-24)
Указание на речь, как на метафизическую реальность, встречается уже в первых строках Священного Писания. "И сказал Бог: да будет свет" (Быт.1:3). Отсюда мы узнаем, что Бог говорит. Кому? По святоотеческому истолкованию, речь Бога здесь – это диалог Божественных Ипостасей – предуказание на тайну Пресвятой Троицы.
Бог в Своем отношении к тварному миру открывает Себя через Слово. Слово является актом Божественной воли, творчества, любви. Так вся метаистория мира – Созидание, Промысел и Спасение происходит во взаимодействии со Словом.
В Ветхом Завете мы читаем о промыслительной заботе Бога по отношению к сотворенному Им миру, которая осуществляется через Его речь – "Небеса проповедают славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь и ночь ночи открывает знание. Нет языка и нет наречия, где не слышался бы голос их" (Пс. 18:2-4). Господь поручает Адаму "нарекать" по имени каждое животное (Быт 2:19), может быть для того чтобы определить место человека в сотворенном мире посредством речи. В истории богоизбранного народа, которую первомученик Стефан излагает перед синедрионом (Деян. гл.7), часто звучит "И сказал ему Бог...". Когда мир уклоняется от Бога, проповедь пророков содержит обличение, напоминание, указание пути и надежду на обетование. Наконец исполняется "полнота времен" и происходит описанное Евангелистом "Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца." (Ин.1:14).
Керигма Нового Завета приносит весть о происшедшем от Вечности – "Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все чрез него начало быть" (Ин. 1:1-3). Для христиан Слово Бога больше чем слово – это Сам Господь.
В настоящей этюде мы попробуем осмыслить основные аспекты слова, речи и языка в их отношении к духовной жизни личности. Почему мы говорим о духовности? Среди факторов, которые выделяют человека из остального тварного мира, то есть относящихся к сфере человеческого духа, находится способность осмысленного пользования речью. Иными словами, возможность определять себя посредством языка, как речевой структуры, является одним из измерений богоподобия человека. Как же мы используем эту возможность, насколько ее значимость осознается нами, обличат ли нас слова преп. Иоанна Лествичника: "Как носящий аромат познается через запах, так имеющий в себе духа, познается через слово"?
ЧЕЛОВЕК И ЕГО ЯЗЫК
О том, какое значение придавалось языку в христианской духовности, читаем у одного из Отцов Церкви, св.Василия Великого, когда он отстаивая равночестность Святого Духа как истинного Бога, пишет: "Ибо не мимоходом выслушивать богословские слова, но прилагать старание – в каждом речении и в каждом слоге открывать его сокровенный смысл есть дело знающих цель своего призвания; потому что мы обязаны уподобляться Богу, сколько это возможно для естества человеческого; уподобление же невозможно без ведения; и ведение приобретается не без наставлений; начало же учения – слово и части слова – слоги и речения; а поэтому разбирать и сами слоги не значит удаляться от цели" (Творения иже во Святых Отца нашего Василия Великого, Ч.4, М., 1846, стр.233). К рассмотрению того, что Святитель называет "слогами" – фонем, мы приступим позже, а пока заметим, что здесь язык рассматривается как conditio sin qua non нашего уподобления Богу и,следовательно, нашей участи в Вечности, нашего спасения.
Слова складываются в язык. Язык проявляет себя речью. В то же время, язык является большим, чем совокупность слов и система их употребления. Применив музыкальную метафору, можно предположить, что язык не только инструмент, но отчасти и исполнитель. Само бытие человеческой личности определяется причастностью языку. Личность находит себя через язык. Личность обретает себя через язык. Личность есть то, что есть ее язык. Таинственная сущность каждой личности, ее уникальное призвание к бытию выражается указанием Тайнозрителя о сокровенном имени "которого никто не знает, кроме того, кто получает". (Откр. 2:17).
В 11-ой главе книги Бытия повествуется о том, что "на всей земле был один язык" (ст.1). Но люди "сказали... построим себе башню высотой до небес, и сделаем себе имя" (ст.4). То, что "смешал Господь язык всей земли" (ст.9) может быть понято, как вразумление Бога людям, дерзко вмешавшимся в замысел Бога о мире. Их намерением было не прислушивание к Божией воле, не принятие "сокровенного ", но создание имени самим себе. Смешение языков привело к тому, что "один не понимал речи другого" (ст.7). Но разделение произошло не только между людьми, но и внутри человеческой личности. Возникло несовпадение мышления и речи.
Современная наука о человеке вновь приходит к положениям, уже дознанным опытом духоносных учителей Церкви. В трактате "О природе человека" раннехристианский богослов, епископ Немесий Эмесский пишет: "Есть еще и другое деление разумной души – на так называемое внутреннее слово и произносимое. Внутреннее слово есть движение души происходящее в рассудке. Отсюда мы часто и молча ведем с собой целое рассуждение... И по этой способности мы все считаемся разумными, а именно не по слову произносимому, а по внутреннему" (Изд. МГУ, 1996, стр.107). А вот мнение классика отечественной психологии: " Исследование показывает, что существует внутренняя семантическая сторона речи и внешняя, звучащая. Смысловая сторона – развивается от целого к части, внешняя от части к целому – от слова к предложению. Характеристика внутренней речи – ее сокращенность. Внутренняя речь оперирует семантикой а не фонетикой. Переструктурирование речи, особый своеобразный синтаксис, преобладание смысла над значением, агглютинация – слияние понятий – обуславливают особенности внутренней речи". (Л.С.Выготский "Мышление и речь". М, 1996).
Феномен языка включает в себя аспект первородного греха, поразившего всю человеческую природу. В речи это проявляется возможностью лжи. В каждом языке есть ложь, больше того, каждый язык – ложь. Слова поэта – "Мысль изреченная есть ложь" – не до конца выразили трагедию твари. Ложь присутствует и в неизреченной мысли, во внутренней речи. Псалмопевец в сокрушении восклицает: "Всякий человек ложь" (Пс.115:2). Но ложь существует лишь потому, что есть истина; лжи, как и зла, нет самой по себе, есть уклонение от истины. И наше призвание – приближение к Истине, наше восстановление в истине, наше становление истиной – теозис.
ВСТРЕЧА
Язык появляется когда предстоит Встреча. Язык является предвестником встречи, ее необходимым условием. Любой язык это диалог, взаимодействие между осознающими себя началами. Можно различать встречу и контакт.
Контакт – это взаимодействие на функциональном уровне, соприкосновение, не влекущее за собой изменения. В контакте решаются проблемы, во встрече открываются тайны Пути. Встреча – это акт сопричастности, союз во времени, окрашенный страданием, общим твари (со-узники). Встреча – таинство, в котором рождается общность. Встретиться может только уникальная личность и в событии встречи найти другую личность.
Известный философ, психоаналитик и исследователь семантики Жак Лакан говорит, что подлинный Другой – это тот, который дает ответы, которых ты не ждешь. Непредубежденность, нераспространение своего образа бытия на другого – еще одно условие встречи. Происходит принятие само-бытности или признание уникальности другого.
При таком подходе, критерием подлинности встречи является любовь. Необходимым условием любви является само-ограничение, умаление. Чтобы полюбить, надо отвергнуть многое в себе, препятствующее любви. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: "Взгляни на предметы твоей любви... к ним очень привязано твое сердце? Отрекись от них. Когда сердце твое в плену это знак страсти безумной, греховной. Отвергнув любовь плотскую, ты становишься способным принять любовь чистую, духовную, святую, которая верховное блаженство"("Аскетические опыты". Т.1, стр.124).
Согласно учению психолога и богослова о. А. ван Каама, следует различать его информирующую и формирующую функции языка. Обмен информацией не является главным назначением языка, об этом свидетельствуют неоднократные неудачные попытки искусственного создания языков.
Информативный язык характеризуется развитой системой защитных механизмов. Как пример, отметим появившееся недавно и ставшее распространенным в повседневной речи сочетание "скажем так". В нем есть тенденция придания неопределенности, возможности ухода, готовность к снятию ответственности за произнесенное. Интересно, что еще отечественный психолог начала века Сикорский, в числе отличительных особенностей русского народа отмечал нелюбовь к окончательным решениям, трудность принятия ультимативности, за которой нельзя повернуть назад.
Информационный язык это язык контакта, а не встречи. Им не может говорить человек, испытавший подлинное переживание, такой язык не пригоден для выражения опыта духовной реальности. Это язык индивида, а не личности. Доведенный до завершения, такой язык превращается в способ взаимодействия с машиной – компьютерный язык, со своими единицами информации.
Формирующая составляющая языка, являет собой подлинно язык. Только здесь возможно понимание через внимание, подтверждение через твердость позиции, признательность через восприятие знания о себе и другом. В нем зарождается, им формируется, в нем существует личность. В этом языке событие не описывается, оно происходит в нем.
Кто-то из философов сказал, что назвать вещь это все равно, что постичь истинную ее суть. "Господь Бог образовал из земли всех животных ... и привел к человеку, чтобы видеть как он назовет их, и, чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей" (Быт. 2:19). Формативный язык отражает реальность в ее противоречивости. Только в нем возможно отражение двоящегося противоборства. Только в нем возможна поэзия.
Признаком истинной поэзии является "смещение значения", то есть высвечивание слова с образованием неожиданного смысла. Неожиданность, непредсказуемость – есть признак как формативного языка, так и подлинной поэзии. Именно за неожиданность откровений, необычное видение обыденности мы ценим литературу. Как изящно играет Пушкин: "Читатель ждет уж рифмы розы, На вот, возьми ее скорей". Как привычные чувства получают напевность и драматичность у Есенина. Как бывают непредсказуемы рифмы Цветаевой, как парадоксальны сопоставления Бродского. Можно много говорить, сомневаясь или защищая, о личной религиозности поэтов, но будем помнить евангельский критерий "узнавания по плодам". Если кого-то поэзия выводит из суетного обмирщения, предлагает не ответы, а вопросы (вот еще один признак подлинного художественного творчества – вызов), то плодом может быть катализ духовного созревания.
Итак, подлинный, формативный язык, несет в себе признаки нелинейности, неожиданности. Чем он удивительнее и свежее, тем больше объединяются люди на пути к Святыне. Может быть отсюда традиционное на Руси почтение к юродивым, поиск смысла в их отрывисто несвязной речи.
ТРАДИЦИЯ
По сути своей Христианство исторично, в том смысле, что постоянно присутствует в мире, преображая его, свидетельствуя ему, осуществляя миссию видимого служения на Земле. Православная Церковь, поступательно взаимодействуя с миром, остается беспрекословно верной традиции. Под этим понимается непрерывность пути, сакральная преемственность, возможность оглянуться и проследить ход Церкви до корней, или вернее до самого Камня (ДА.4:11). В этом критерий истинности явления Православию миру.
Фактор неповрежденности Предания часто является решающим для умов и сердец западных христиан, стремящихся придать горячему стремлению к единению со Христом надежные канонические формы Богообщения. Можно говорить о смене тенденции "поисков исторического Иисуса" поисками "исторической Его Церкви".
Предание Церкви есть Ее традиция, существующая синергически, то есть во взаимодействии с Богом, Богом-Словом. Когда-то Слово стало плотию. И с тех пор, когда проповедь Слова прожгла сердца нескольких десятков жителей провинциальной Иудеи, произошло чудо. Весть о том, что Бог умер за людей, стала самой значимой для большинства жителей планеты Земля. Новый Завет, заключенный со всем человечеством, преображает сердце каждого человека. Преображение происходит не экстатически-безумно и не механически-рационально, а путем передачи духовной традиции.
Слова воспламеняют сердца, становятся жизненными реалиями, изменяют условия мира. При этом в словах конденсируется мудрость поколений, в них выражаются правила, предостережения, напутствия. Духовная практика учит тому, что жизнь христианина проистекает в условиях синергии – сочетании свободы человека с Высшим промыслом о нем. Как верно распознать Божию волю? Надежным ориентиром здесь являются традиционные ценности. В традициях, освящающих весь жизненный уклад, аккумулируется духовный опыт предшествовавших поколений. За две тысячи лет христианства вырабатывались и бережно откладывались дознанные потом, слезами и кровью крупицы победы над искушаемым миром. Освященные подвигом, дистиллированные временем, традиции являются единственно верным духовным путем. За тысячелетия просто не могло остаться случайного, все, что мы имеем сейчас исполнено глубочайшим, но подчас прикровенным для нас смыслом. Традиционная сокровищница Церкви вовсе не похожа на сундук с лежалыми вещами или каталогизированное музейное хранилище с засушенными экспонатами. Это, скорее, пользуясь названием одной из хороших традиционных книг, "Училище благочестия". Здесь представляется возможным увидеть, насколько практически исполнимо и творчески разнообразно следование Евангелию в жизни. Традиции – это Предание вневременной Церкви, воплощающиеся в соответствующей данному времени форме.
Быть верным Преданию – значит жить в русле традиции. Здесь не требуется слепое повиновение, например семейные отношения по типу "Домостроя" явно неадекватными современности. Однако произвольное введение новых традиций или срочная реанимация опыта прошлого, механическое подражание обычаям первохристианских общин или идеализация древнерусских обрядов, всегда оказываются чем-то нарочитым, искусственным.
С другой стороны традиция помогает оставаться устойчиво – трезвенным в мире, ценнности которого определяются текучестью призрачного успеха. Язык является высоко чувствительным индикатором искусительных соблазнов нынешнего общественного давления. Заметим, что если слова "агрессивный", "провокация", "эгоист" на протяжении веков ассоциировались с негативным смыслом, теперь все чаще на страницах политических изданий и журналов они приводятся в положительном контексте. В мире, ориентированном на материальные ценности, применительно к пути человека, культивируется глагол "добиваться". Так, вместо того, чтобы стремиться, понуждая себя по заповеди – см. Мф.11:12, мы добиваемся чего-либо, не слыша, что корень этого глагола тот же, что и в словах – "бить, убивать". О том, что специальные лингвистические техники используются в практике тоталитарных культов, применяются для манипулирования людьми, написано достаточно много.
Пребывание в духовной традиции спасительно, так как является свидетельством нашей принадлежности к полноте Церкви. Опыт спасавшихся до нас становится нашим общим, совместным достоянием. Мы вместе потому, что "Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы" (Лк. 20:38).
Для того, чтобы освоиться в традиционной жизни Церкви, необходимо мудрое водительство. Следует отличать действительно и насущно необходимое от имеющих свое, более относительное предназначение, благочестивых обычаев.
Современная традиция Русской Православной Церкви предусматривает использование двух языков – церковно-славянского в богослужении и русского в проповеди и назидательно-духовных беседах.
В обширной статье проф. А.Бема "Церковь и русский литературный язык" прослеживается воздействие церковно-славянского языка на становление христианской духовности в России и приводится следующее наблюдение:
"В последнее время все чаще и в науке подчеркивается значение двупланности русского языка. Возможность дифференциации значения, придания оттенка возвышенности... или вообще некоторой необычности делают русский язык чрезвычайно гибким, образным и богатым". Здесь же цитируется мнение Г.П.Федотова о том, что "сам по себе "глагол" не благороднее "слова", "ризы" – "одежды", "пес" – "собаки", но присутствие в священном контексте обогащает их. Это обогащение путем ассоциации. Для русского уха славянский словарь как золото церковных риз или иконных окладов – созданный временем и историей для передачи гимнической поэзии Византии" ("Логос". N.46, 1988).
ПРЕОДОЛЕНИЕ ЛЖИ
Человеческая личность завершает собой творение. В ней творение соприкасается с Творцом. Через причастность Богу человек перестает быть частью природы, в то же время оставаясь в ней. . Бог творит личность по "образу и подобию" из "праха земного". Так обуславливается двойственость человеческого бытия. С одной стороны призвание к "обожению", с другой трагическая конечность, обусловленная принадлежностью к тварному миру. Эта двуплановость прослеживается в основных аспектах личностного существования – категории Рая и ада, души и тела, сознательного и бессознательное.
Об этом пишет Апостол: "Ибо не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу то и делаю" (Римл. 7:15). Об этом пишет отец Церкви: "Человеческая природа есть середина между двумя крайностями, отстоящими друг от друга, – природой божественной и бесплотной и жизнью бессловесной и скотской. Ведь в человеческом составе можно частично усматривать и то и другое из названного: от Божественного – словесное и разумевательное, а от бессловесного – телесное устроение и расчленение на мужское и женское" (Св. Григорий Нисский "Об устроении человека". СПб, 1995, стр. 53). Об этом пишет харизматический богослов о.П.Флоренский, когда вводя категорию дискретности человеческого бытия, обусловленную антиномической природой истины – "естины" человека, пишет: "Рассудок оказывается насквозь антиномичен... основные нормы рассудка несовместимы между собой" ("Столп...", стр.487).
Так оказывается раздвоенным человек, обреченным на стремление к утраченной целостности. Исцеление и целостность – слова однокоренные. А как же язык? Насколько он может отразить двуплановость человеческого бытия? Иными словами, насколько духовным может быть язык?
Может. Свидетельством этому служат слова Святителя: "Язык наш подражает языку Христову, если прилагает надлежащее старание о том, чтобы произносить угодное Ему... – слова, преисполненные милосердия и кротости" (Св.Иоанн Златоуст. Творения, т.7, стр.789.)
Возможно ли противодействие духовному устроению человека в языковом поле? Несомненно, если если язык служит нам лишь как механизированный переносчик информации или выразитель самости. При нарушениях формативной функции языка существует угроза ложной, функциональной, псевдо-духовности – то есть искажение духовной составляющей личности.
О том, что происходит при подобном "потребительском" отношении к молитве, пишет св. Григорий Нисский: "Когда Господь сказал: "Молясь, не говорите лишнего" (Мф.6:7), мне кажется Он указал на пустые мысли и на суетные и бесполезные желания молящихся. Ибо разумные прошения обозначают словом – моление, но молитва о преходящих удовольствиях – не моление, а многословие, или пустая, пошлая речь, болтовня" (Св.Григорий Нисский. Цит. по "Настольная книга священнослужителя, т.7, стр.656).
Деформирующие особенности речи могут свидетельствовать не только об искажении, но привести не только к искажению, и к снижению духовности. Даже не упоминая брань, проанализируем феномен жаргона. Его можно рассматривать как мутную взвесь слов, заимствованных из различных языковых пластов, выдернутых из контекста. Так жаргон определяет утрату внутренней цельности личности. Жаргон отражает как стремление к демонстрации себя, так и желание обозначить свою принадлежность к "посвященной элите". В любом случае речь идет о внутренней дисгармонии, часто подавляемой тревожности перед призванием к подлинной личностной уникальности. Жаргон уменьшает естественность течения речи. Если функцией речи служит приближение, понимание и выражение реальности, то жаргон обусловливает увеличение доступного для нас порога осознания реальности, своего рода произвольную духовную слепоту.
Удел земного человека – страдание от внутренне противоречивых и одновременно истинных психологических реальностей – осознавать себя богоподобной личностью и знать о своей слабости и смерти. Человеку свойственно вытеснять невыносимую боль в сферу бессознательного. Когда происходит подобное бегство от самого себя – начинается ложь. Ложь проявляется суетой, отрицанием или иллюзиями. Человек начинает обманывать или одурманивать себя. Он тщетно ищет утешения в предсказуемости, то есть в соответствии будущего своим ожиданиям. Помощь тогда может оказана только одним путем – установлением подлинного контакта на уровне истинной, наполненной, духовной речи.
Одним из критериев духовности в речи является ее известная парадоксальность. Под этим можно понимать сопоставление с выявлением неожиданного смысла. Традиционный путь возрастания в духовности предусматривает использование метафор. Научая Галатов правильному пониманию закона и свободы, ап.Павел, обращаясь к Ветхому Завету, пишет: "В этом есть иносказание" (Гал.4:24). Иносказание, как несовпадение с ожидаемым, является "солью" притчи. В проповеди Спасителя о Царствии Небесном, встречаются самые разные образы. Можно предположить, что чем дальше в сознании слушателя отстоят сопоставляемые объекты, тем более выражено напряжение между "полюсами" метафоры, тем более вероятен прорыв сквозь нагромождения защитной лжи.
Эффект неожиданности известен в других духовных традициях человечества. Примечательны в этом отношении коаны в практике дзен-буддизма. Однако в отличие от Евангельских притч, целью коана является "сатори" или "просветление" личности, которое по сути является бесконечным падением личности в саму себя. Притчи спасителя не являются конечной целью, это лишь разрыхление почвы, чтобы взошло семя Благой Вести – человек не одинок, Бог стал Человеком и Спасение – это пребывание с Богом. Так же иногда можно услышать, звучащее для православного кощунственно, определение "Иисусовой молитвы" как специфической христианской мантры. Это явления совершенного разного духовного плана. В краткой молитве к Сыну Божию, подвижник, исповедуя собственное недостоинство, взывает к милости. Здесь изначально предусмотрена диалогичность, Встреча. Так, в оказывающей глубокое духовное воздействие, книге "Откровенные рассказы странника", высказывается убежденность в том, что Господь после каждого обращения к Нему, тотчас разрешает человека от всех его прегрешений.
В живой ткани языка обязательно присутствует смысл, неулавливаемый рациональным сознанием. Язык, он же речь, "река", словно течет, вбирая в себя новые значения, наблюдения, озарения. Между символом и символизирующим существует связь, энергия, напряжение. В подлинной речи мы чувствуем это напряжение, эту витальность. В формативном языке жизнь перестает быть детерминированной, одномерной. Происходит воскрешение прошлого и прозрение будущего.
Нередко использование двух языков обеспечивает единственную возможность выражения себя. По мере приближения к сокровенному в себе, в молитвенном предстоянии, мы правильнее делаем это, опираясь на традиционные способы выражения. Мы прибегаем к архаизированному языку для актуализации архетипического опыта. Мы дистанцируемся от шелухи, выделяя главное.
Итак, только когда язык становится духовным, иначе говоря трансцендентным, то есть "выходящим за", непрогнозируемым, появляются проблески нового осознавания реальности. Обогащение языка приводит к расширению сознания или лучше сказать, более глубокое приближение к сокровенной сути вещей. Вещи является символом лежащего за ними, таким образом язык есть символ символов.
Существуют практические соображения в пользу языковой "контрастности". Из опыта психиатров известно, что не так уж редко дети подвергаются насилию со стороны родителей. В таком случае, русифицированное начало молитвы Господней – "Отец наш небесный", встречает внутреннее сопротивление, в то время как традиционное "Отче наш" может выражать чувства, относимые только к Богу. По согласию верующих Православной Церкви в Америке, в структуре богослужения на современном английском языке, оставлено благоговейное греческое именование Богородицы – "Феотокос". И чем более мир, в своей гонке за миражами материального прогресса отдаляется от духовности, тем больше человек сможет выразить свой опыт словами, выходящими за пределы его обыденного лексикона.
ДУХОВНОСТЬ И ЦЕРКОВНО-СЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК
Эта тема является остро дискуссионной в настоящее время. В данной работе нашей целью не является выразить мнение по поводу перевода богослужебных текстов. Мы не сомневаемся в том, что этот вопрос будет мудро разрешен в свое время Православной Церковью. Однако пока церковно-славянский язык является традиционным литургическим языком Церкви, можно предложить некоторые наблюдения о взаимодействии духовности и языка.
Спектры восприятия церковно-славянского языка в сложившейся современной богослужебной практике можно разделить условно на три группы:
1 ГРУППА: УСЛОВНО ЗНАКОМЫЙ ТЕКСТ: К этой группе относится чтение "Евангелия" и в меньшей степени "Апостола". Если предположить у слушающего, "плавающий в Писании ум", то в процессе храмового слушания возникает креативное напряжение, своеобразное "смещение восприятия" с актуализацией ранее ускользавших оттенков и деталей. Таким образом образуется новое, обогащающее значение, подобное появлению объемности. Можно предполагать более глубокий уровень погружения в текст, появление диалогичности восприятия или возникновение "свежести – вторичной наивности".
2 ГРУППА: ТЕКСТЫ ЗНАКОМЫЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА Ц/С ЯЗЫКЕ: К ним относятся главным образом неизменяемые части богослужения, значение которых однако в большинстве своем понятно: ектении, антифоны, Херувимская, Евхаристический канон, молитвенные правила. Их особенностью является первичное усвоение на архаичном языке, ими формируется тональность молитвы. Здесь основным является дистанциированность себя от "суетности", неспешность, прочная связь с предшествовавшими поколениями. Они не переводимы без ущерба для сознания, любое видоизменение будет "резать душу". Это сопоставимо с тем, что оказываясь на чужбине не владея языком, человек лишается 80% своей индивидуальности.
3 ГРУППА: ТЕКСТЫ, НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЮЩИЕ СОЗНАТЕЛЬНОГО ЗНАКОМСТВА /ФОНЕМНО-ОРИЕНТИРОВАННЫЕ/: К ним относятся кафизмы, каноны, экзапосларии, паремии, некоторые акафисты. Информативная значимость приближается к минимуму, происходит апелляция к бессознательным структурам личности. Понимание здесь невозможно принципиально. Происходит акт нашего доверия Церкви. Мы, укорененные в Ней, "причастники Божественного естества" знаем, что ничто из того, что нарушило бы нашу целостность не будет в нас вложено. Здесь мы младенцы, питаемые "чистым словесным молоком". Наше сознание, как эмбрион в околоплодных водах плавает в одухотворенных текстах. Действительно, они ничего не говорят нашему уму, но при правильном устроении души, они говорят нашему сердцу, поддерживая определенную дисциплину. Возможно также появление неожиданного духовного озарения, что можно предположить, применив довод известного современного теоретика лингвистического анализа к традиционному обыкновению монотонно – быстрого богослужебного чтения Псалтири: "Логическая стремительность непреложное условие истины. Ничто сотворенное не явилось на свет без спешности и нет в спешности ничего, что не порождало бы в речи свое преодоление" (Ж.Лакан "Функция и поле речи и языка в психоанализе", М.1995).
Определенную роль в приближении к тайнам языка могут сыграть и исследования в области восприятия звуков. Так, по мнению одного из исследователей, "Среди гласных русского языка можно ожидать снижение частотности плохого Ы по сравнению с частотностью хорошего И, и вытеснения именительного падежа винительным. Значимость согласных звуков такова: Б хороший, Л – хороший, К – плохой, Ц – плохой, М,Р нейтральны (А.П.Журавлев "Фонетическое значение". Л., 1974). Применив этот метод фонетического анализа звуков, с которых начинаются слова "Херувимской" на Литургии выявляется следующее сочетание: И-Х-Т-О, что созвучно с греческим словом, первохристианским символом – рыбы. Случайность? Тем, более, стоит ли отказываться, утратив в русифицированном варианте столь удивительное совпадение?
От первой к третьей группе становится более явной такая характеристика как ритмичность, или чередование фонем. "Необходимо говорить о фонеме, как о сложной системе звуков, являющейся музыкальным произведением. Независимо от смысла она сама подобно музыке настраивает душу. Нет нужды объяснять, что чем более это музыкальное восприятие бессознательно, тем глубже оно западает в душу, тем проникновеннее вибрация души откликается этой музыке. Мы сказали души в смысле целостности личности, потому что весь организм, раз он воспринимает, вибрирует сообразно слушаемому" (о.П.Флоренский "Столп...". М., 1990).
Так мы приходим к выводу, что в языке, хотя бы потенциально, возможно преодоление нашей двойственности, прорыв к Источнику жизни. Поэтический или богослужебный язык останавливает течение времени, привнося в нашу жизнь звуки Вечности. При этом мир может воспринять необычность происходящего, но разве для христианина не является каждое мгновение даром Божиим?
Ценность церковно-славянского языка в актуализации вытесненных на периферию сознания духовных устремлений. Чем чаще мы существуем в дву-язычном пространстве, тем явственнее для нас таинственная картина мира в котором мы пребываем как духовно-плотские существа. Не давая себе забыть об этом, закружиться в обманчивой суете одномерного мира, не прячась от противоречий, а обострив их, пронзая их – мы живем напряженной духовной жизнью. Происходит облагораживание души, мы проникаемся символическим миром, открывается доступ к архетипическому бытию, где мы соборно, вкупе с предками, предстоим в едином хоре и пронизана душа сопричастностью.
Мы попытались осмыслить существование языка применительно к духовности человека. Может быть наиболее всеобъемлющим охватом этого явления прозвучат слова прославленного недавно Святителя Филарета Московского: "Человек получил язык вместе с бытием; может быть, усовершенствовал его знание в общении с Творцом, излил в звуки и дополнил от себя, тоже по внушению Бога, предопределившего человека для общежития. Слово поставило человека на лестнице творения выше всего земного и выше луны и солнца. Слово соединило людей в общества, создало города и царства. В слове живет и движется знание, мудрость закон. Словом образуется, поощряется и распространяется добродетель. Слово в молитве восходит к Богу, беседует с Ним и приемлет от него просимое" (Цит. по "Настольная книга священнослужителя", стр.633).
Белорусов С. А. Язык в духовной жизни личности (интернет-издание).
Электронный текст с сайта Епифания.
Текст в данном оформлении: Библиотека сайта Христианская психология и антропология.
Последнее обновление файла: 10.11.2011.
