Белорусов С. А. Метапсихология эротической любви (текст)

Метапсихология – (от греч. meta после, за, через, над и психология наука о психике) в буквальном и наименее распространенном значении теория (или система), предметом исследования к-рой являются системы и понятия психологии (Краткий Психологический словарь)

Нынешний этап цивилизации, помимо впечатляющих техногенных успехов, характеризуется существенными достижениями в сфере знания о человеке его назначении и значимости. Открытие области бессознательных психических процессов (З.Фрейд, К.Юнг), прояснение структуры межличностных коммуникаций (Э.Берн, мастера НЛП), выявление приоритета высших ценностных ориентаций само-актуализации (А.Маслоу), воли к смыслу (В.Франкл), само-трансцендентности (А.ван Каам) эти прорывы самопознания человечества оказались возможными в тот особый временной период, когда разуму, дисциплинированному наукой, сызнова открываются великие интуитивные прозрения прошлого.

Ведущая современная духовная традиция – Христианство – в своем историческом становлении, принесло миру весть о Боге Троице. Окончательное усвоение этого, может быть самого важного для человеческой ментальности, утверждения, наверное еще впереди. Авторитетные для нас адепты этой традиции – мыслители и подвижники от Каппадокийских учителей Церкви через богословов – практиков Афонского безмолвия до духовного устроителя Святой Руси – Радонежского старца преклонялись, застывая в зачарованности перед глубиной неизреченной Троической тайны.

Гносеологически, истина – антиномична (Флоренский, 5. сс. 146 – 147). Отсюда, нам открывается значимость парадокса того, что в строгом религиоведческом определении, Христианство НЕ политеистично, но также и НЕ монотеистично. Здесь речь идет о новом вираже Откровения, в котором преодолевается двумерность прагматичной логики. Этот непостижимый плоскостному рассудку, но, узнаваемый благоговением сердца, таинственный догмат для внешних может быть подтвержден хотя бы тем, что он принят и удерживаем большей частью населения Земли (всеми, трагически разделенными, христианскими конфессиями, несмотря на множество вероучительных конфликтов между ними) на протяжении более полутора тысяч лет, то есть, практически, половину всей осмысленной истории человечества.

Экзистенциальная философическая мысль последних столетий, с ее стремлением достичь фундамента мироустройства, позволила посредством своего методологического инструментария, вернуться к трепетному признанию драгоценности понятия Троицы и чуть более приблизиться к пониманию сотворенных по Ее образу и подобию существ.

В теологических терминах это изъясняется так: "Бог, будучи Отцом. то есть Тем, Кто рождает Сына и изводит Духа, превосходит и упраздняет онтологическую необходимость субстанции, заменяя ее самоутверждением божественного существования как факта общения. Это общение есть продукт свободы, относящийся не к сущности Бога, а к Личности Бога Отца – это очень важно – и Троица есть Троица, не потому что сущность Божества выходит за свои пределы, а потому что Отец свободно хочет этого общения." (Zizioulas, 11). Святоотеческий подход к уяснению Откровения Бог есть любовь приводит к принятию того, что прежде, нежели Бог существует для нас, Он являет нам Себя любовью. Способ существования первичен по отношению к факту существования. Прежде, нежели личность призывается к бытию, она проявляется в отношении. Так же психология, находящаяся в согласии с традиционной духовностью, открывает ныне для себя принципиально иные глубинные перспективы видения человеческой сущности, исходя из приоритета ОТНОШЕНИЯ сравнительно с категорией БЫТИЯ.

Доступные нашему осознанию типы отношений происходят в континууме, обозначенном границами любовь и страх. Страх представляет собой тенденцию отказа от отношений. Обнаружение страха происходит через возникновение защит. Любая защита есть барьер, заслон, препятствие, исключающее или искажающее процесс отношения. Окончательная невозможность реализации отношений представляет собой смерть. Действительное или символическое преодоление смертности составляет наиболее достойный смысл человеческого существования.

В динамической картине миропонимания эссенциальным отношением является любовь. Только любовью раскрывается личность человеческая по образу Божеской. Личность в любви обретает себя через другую личность, что собственно является метафизическим назначением падшего человечества восстановление всеединства Вселенной и победу над смертью.

В личности проявляется изумительный благодатный дар Эрос, нежно подталкивающий по направлению к другой личности, в которой непостижимо манящим образом переливается совместность несовместного подобия и отличия. Разрешение этого парадокса есть задача личностной любви. Может быть, в бесконечности этого процесса и заключается доступное нам осознавание вечности.

В своей проекции, относящейся к природному миру, в своей биологической обусловленности, человеку присуще обладание особым типом энергии. В аналитической психологии приняты обозначения ее как либидо (З.Фрейд, 6) и оргон (В.Райх). Эта энергия универсальна для всех живых существ и проявляется тем, что обеспечивает влечение индивида к сближению с другой особью, что необходимо для воспроизводства вида. По мере нарастания сложности организации живого существа принцип прямого внутреннего принуждения сменяется принципом удовольствия, испытывание которого является своего рода призом за осуществление совокупления.

Эротическая энергетика человека – секс регулируется исключительно принципом удовольствия, хотя в отдельных случаях выраженной личностной деградации можно предположить включение архаичного автоматизированного процесса высвобождения либидинозной энергии. Однако вполне оправданным будет утверждение, что по мере осуществления себя не на организменном, а на личностном уровне, неспецифический оргон уступает место эросу и вместо биологической функции размножения, личность движима более высокой миссией дальнейшего роста. Воспроизводство потомства при этом не исключается, но субмиссивно встраивается постольку, поскольку служит духовной динамике личности. Согласно основоположнику русской метафизики всеединства: "Как общее правило, из которого почти нет исключений, можно установить, что особая интенсивность половой любви или вовсе не допускает потомства, или допускает такое, которого значение нисколько не соответствует напряженности любовного чувства" (3, стр.26)

Это явление (СЛ) совпадает с описаниями влюбленности и романтической любви. Для случаев с максимальной остротой выраженности переживания, бихевиоральным психологом D.Tennov был также предложен термин лимеранс, обозначающий абсолютную поглощенность мыслями об объекте с полной уверенностью в том, что только он один составить счастье субъекта (8).

Именно этот тип любви стал темой классических литературных произведений. Парис, Тристан, Ромео, Вертер, Гумберт – герои романтической страсти. Хлоя, донна Анна, Татьяна, бедная Лиза – корреспондирует им. Именно этот тип любовных взаимоотношений эксплуатируется и современной массовой культурой. Психологический механизм взаимосвязи переживания СЛ с потребностью в художественном творчестве не исследован, но очевиден. Также не выявлено корреляции между степенью совершенства в креативной самореализации и интенсивностью чувства влюбленности. Но посмотрим, как иллюстрируется феноменология СЛ в стихотворчестве:

Острая влюбленность возникает непроизвольно – Любовь нечаянно нагрянет/ Когда ее совсем не ждешь. Впрочем, ее манифестации может предшествовать период особой романтической готовности – Давно сердечное томленье/ Теснило ей младую грудь/ Душа ждала… кого-нибудь. Существует ряд факторов, предполагающих появление влюбленности, как то: возраст – В 13-любовь опасна/ В 15-любовь верна/ В 17-любовь прекрасна/ В 20-любовь нужна; достаточный энергетический ресурс Любовь это значит(+)рубить дрова/ силой своей играючи; время суток ночью ласки дарят, ночью все о любви говорят; а также кураж, сезон и социальное окружение В душе, что отвагой полна, -Любовь, Комсомол и Весна -);. Переживание любви также включает в себя придание особой ценности предметам, относящимся к объекту: Хотелось быть ее чашкой/Братом ее или теткой/Ее эмалевой пряжкой/И даже зубной ее щеткой!.. Особое значение приобретают символы, знаки и сувениры, нередко подменяеющие объекта: Когда же ты уходил с другой или просто был неизвестно где, / мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде. Для возникновения СЛ предпочтительно субъективное состояние относительного благополучия на фоне удовлетворения основных биологических и социальных потребностей, а ее прекращению нередко способствует резкое изменение жизненного уклада: Утомленное солнце, нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви. Это состояние оставляет своеобразный иммунитет: Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжешь"

Наверняка (и слава Богу), закономерности выбора объекта СЛ не могут быть предсказаны (а стало быть моделированы) достоверно. Осуществляется ли избрание объекта по сходству или отличию от себя, основываясь или отталкиваясь от впечатлений детства останется загадкой, что вносит сюда элемент восхитительной неопределенности. Однако совершенно точно можно утверждать, что объект СЛ должен обладать высокой степенью самоидентификации извнутри и достаточной спонтанностью снаружи. Вот о чем идет речь: субъект влюбляется, если объект воспринимается выразительным, привлекающим, уверенным и компетентным, то есть наделен потенциалом подвижности относительно окружающих его фигур. Наверное, невозможно влюбиться в человека дрожащего, дефицитарного, дефензивного, недостаточно довольного своим существованием, если в проекции не произойдет придание таковому образу ореола романтического страдальца. И наоборот, пожалуй, самым хрестоматийным случаем СЛ служит сотворение кумиров из приметных профессионалов сцены и экрана.

Основанием того, что эту любовь можно понимать как СТАТИЧЕСКУЮ, является тот факт, что влюбленный вовсе не заинтересован в процессе изменении объекта его любви. Любимый не движется к совершенству, он им уже является. Чем более любимый отождествляется с самим собой в тот момент, в который субъект отдал себе отчет в том, что испытывает любовь, чем более объект раскрывается именно в соответствии ожиданиям субъекта от него, тем более насыщенным становится любовное переживание. Сутью влюбленности является идеализация, а то, что не вписывается в идеализируемый образ отбрасывается: игнорируется или забывается.

Экзистенциальная неправда СЛ проявляется особой ловушкой влюбленности: пусковым моментом ее является любование, то есть признание успешной спонтанной само-реализации объекта, но становясь объектом, он утрачивает возможность произвольного само-изменения. Так звезде эстрады достаточно бывает сменить фасон прически, чтобы утратить преданную ему фанатку.

СЛ характеризуется выраженной неравномерностью, своего рода смещением центра тяжести. Во-первых, она либо безответна, либо взаимное расположение отчетливо не соответствует вовлеченности субъекта. Во-вторых, здесь доминирует позиция отношения снизу вверх относительно субъекта. Отсутствие баланса приводит к пониманию факта принципиальной непродолжительности СЛ.

Эротическая энергетика этой любви также парадоксальна. Острейшее переживание трепещущей нежности, здесь не предполагается самозабвенных оргастических разрядов. Сладострастие никогда не сочетается с романтической любовью. Вообще, жизнелюбивые натуры не склонны к длительному пребыванию в состоянии СЛ.

Выражением интенсивности этой любви является готовность и потребность в само-пожертвовании. Если принесение жертвы происходит во внутри-личностном пространстве, то надо осознавать, что такое изменение происходит не в соответствии с собственной аутентичной личностной динамикой, но имеет манипулятивную природу от привлечения внимания объекта до роста ощущения собственной значимости опять таки в угоду любимому.

Основная мотивация СЛ на своей глубине выражается предельно просто иметь отношение к объекту. Жизнь влюбленному кажется наиболее драгоценной только в те моменты, когда это отношение каким-либо образом актуализируется. Подобное пребывание в отношении является указанием на опыт подлинного бытия, иконой Рая. Но как и любая икона есть не более (но и не менее) чем напоминание, так и влюбленность, воспринятая сама по себе, без ее трансформации в настоящую любовь (ДЛ), превращается либо в бессмыслицу, либо в навязчивость, либо пропадает.

В отличие от описанной выше статичеческой любви – влюбленности, лимеранса, она чужда аффектации, дурной страстности, напыщенности и дешевого драматизма. Здесь нет ослепленности явлением и позой другого, здесь трогательно умиленное рассматривание, вчувствование, бережное прикосновение. Это не бурный, прихотливый и поспешный горный ручей, это широкая полноводная река.

В эту любовь всегда вовлечены двое. Эта любовь не бывает неразделенной. При этом не может идти речи о том, любит ли кто больше, потому что любят участники этой любви по разному, дополняя своими способами друг друга. Один нежнее, другой устойчивее. Один умнее, другой одаренней чувствами. Один наслаждается инициативой, другой благодарен за возможность уступить ее.

ДЛ являет собой высшую степень того, что мы именуем любовью совместность динамики (формации реформации трансформации по A.van Kaam. 10) как навстречу друг другу, так и вперед вместе. При этом интенсивность и высота ДЛ тем больше, чем более совпадают вектора этих устремлений. В одновременном движении происходит СПЛОЧЕНИЕ двое становятся одной плотью, вовсе не утрачивая друг друга, но рельефнее обретая себя через отношение к своему любимому.

Если в статической любви критерием является жертвенность, то здесь не что иное, как БЛАГОДАРНОСТЬ. Личность, находясь в наслаждении открытия собственных потенциалов, посредством, сквозь и из-за, другой личности, празднует ее бытие в силу факта своего к ней отношения. Обнаруживающиеся сходства становятся поводом для радости совпадения, выявляющиеся различия источниками искреннего позитивного и длительного интереса.

Секс в этой любви неповторим и драгоценен постольку, поскольку направлен и реализуется только в отношении отличительной от– и исключительной из– других личности. В динамической любви эротический аспект не выделяется уродливо из прочих измерений бытия и не подавляется, но естественно плавно вписывается в контекст иных разнообразных любовных проявлений.

Нарочито снижено иронично, поскольку великий Гоголь понимал недопустимость фальши, описаны им отношения ДЛ в повести Старосветские помещики. Мы находим их отношения приближающимися к закату, потому что таинственное зарождение высокой любви скорее обрисовал бы богослов, а не поэт. Герои повести, немыслимые друг без друга, малоинтересные для внешних, мирные сельские обыватели. Их отношение к окружающему миру характеризуются приветливостью, а друг ко другу доброй иронией. Их жизнь, по светским критериям, достаточно бездарная, являет нам отблеск иного Света, реального счастья достижимого здесь и устремленного в вечность.

Психолог Э.Фромм и богослов вл.Антоний Сурожский из разных перспектив высвечивают одно примечательное явление. Первый пишет: "Эротическая любовь, как любовь, имеет одну предпосылку. Что я люблю глубинной сутью моего существа – и воспринимаю в другом глубинную суть его или ее существа. В сущности все человеческие существа одинаковы. Мы все часть Единства, мы – единство, а раз так, то не должно быть никакой разницы, кого любить" (E.Fromm, 7). Второй проповедует: "Тайна любви к человекy начинается в тот момент, когда мы на него смотpим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было обpазом воспользоваться его даpами или его личностью, – только глядим и изyмляемся той кpасоте, что нам откpылась. Когда я нахожyсь лицом к лицy с человеком, котоpого вижy глазами любви, то я пpиобщаюсь этомy человекy, y нас начинается нечто общее, общая жизнь. Воспpиятие человека пpоисходит на глyбине, котоpая за пpеделами слов, за пpеделами эмоций. Верyющий сказал бы: когда я вижy человека в этом свете, в свете чистой любви, то я вижy в нем обpаз Божий, иконy" (митр. Антоний, 1). Здесь раскрывается дерзновенный для осознания парадокс – отваживаясь на любовь к одному человеку, мы принимаем в себя все человечество, в едином нам открывается тайна всеобщего.

Проявления сексуальной движущей силы, обуславливающей приближение к вожделенному объекту вне ситуаций любви (статической либо динамической) будет оправданным назвать сладострастием (СД). Этот термин, принадлежащий более аскетической сфере богословия нежели академической психологической дисциплине, яснее указывает на смысл данного явления наслаждение гаммой оргастических эмоций без душевного расположения, без уважения, без принятия одушевленного объекта во всей его тотальности и уникальности. По степени интенсивности переживаемых ощущений сладострастие несомненно превосходит эротические аспекты присутствующие в любви.

Секс, назначение которого быть слугой, становится здесь господином. Возможно мы четче поймем происходящее, допустив аналогию с питанием, поскольку в аскетических руководствах описание борьбы с блудной страстью следует непосредственно вслед за преодолением чревоугодия, как четко сказано "Чревоугодию паче всего сродственно сладострастное движение" (2, стр.233). Так вот феноменология питания может быть представлена тремя вариантами: а) принимать пищу для того, чтобы утолить голод; б) принимать пищу для утоления голода и получая приятные эмоции от вкуса; в) принимать пищу исключительно для того, чтобы насладиться вкусом, не испытывая голода. Первое природно, второе – благословенно, третье предосудительно. Также и применительно к нашей теме: заниматься сексом для удовлетворения здоровой потребности организма естественно; ради того, чтобы доставить радость партнеру благородно; заниматься сексом ради секса признак личностной деструкции.

Секс, назначение которого быть аккомпанементом, становится здесь ведущей мелодией. Отношение человека, ведомого СД к личностям, окружающим его, деформировано призмой сексуальной утилизации. Это означает, что его интерес к другим возникает и поддерживается тогда и настолько, когда и насколько другая личность может прямо или косвенно служить удовлетворению воспаленной похоти.

Сладострастие лучше всего может быть охарактеризовано тем, что здесь вместо субъекта, наделенного индивидуальностью и радующей непредсказуемостью в качестве партнера появляется объект, наделенный набором сексуально возбуждающих признаков. В нем притягательной может быть любая (впрочем набор человеческих извращений ограничен) черта, кроме основополагающей для любви любования личностной спонтанностью. Любая особая любовь представляет собой обезличенное отношение без обязательств, без избирательности, без ответственности как желания отвечать. Страсть педераста к эфебоподобным мальчикам, фетишиста к красным чулкам, некрофила к застывшим телам предполагает как необыкновенную остроту изолированных сексуальных эмоций, так и принципиальную заменяемость и желаемую смену объектов того же рода.

Сладострастие, в каком бы обличии оно ни выступало от вполне принимаемого обществом промискуитета до оргастической разрядки с неживыми объектами будет включать два психологических механизма. Во-первых, выбор предмета вожделения всегда основан на механическом импринтинге. Субъект, находясь на определенной стадии развития, бессознательно запечатлевает ситуацию эротического возбуждения, связанную с предметами либо обстоятельствами и в дальнейшем пытается воспроизводить ее для получения аналогичного эротического удовлетворения. Тем самым, сладострастие всегда адресует своего носителя назад.

Во-вторых, секс вне отношений любви оказывается регрессивным в том отношении, что позволяет личности уклониться от экзистенциального вызова встречи с другой личностью. В одном из романов Ремарка описан мужчина, вернувшийся после войны без ног и с тех пор выбравший для себя исключительно гомосексуальные отношения по принципу только мужчина может по братски понять мужчину. Есть для жертвы СД известная сладость в соскальзывание в эротические отношения с условной гарантией безтказности, настоящей или мнимой: будь то собственная рука (мастурбация), родственная душа (инцест), бесссловесная тварь (зоофилия).

В рассматриваемом паттерне отношений парадоксом является само исчезновение понятия пола при экзальтировании псевдо-половой энергии. Этимологически, ПОЛ, является энергетическим призывом к достижению от ПОЛовинчатости к ПОЛноте. Здесь есть отрицание пола, игнорирование пола, предательство пола. Даже в самых страстных гомоэротических отношениях, в качестве основы межличностного тяготения уместнее предположить культ дружбы, нежели любви(Ф.Козырев, 4). А поскольку в динамической метапсихологии, категория дружбы как стремления к персистированию отношений, онтологически ниже мотивации трансценденции – ультимативной характеристике истинной любви, рассмотрение данной проблемы оказывается вне рамок нашего предмета интереса.

Рассмотрев возможные типы реализации эротической энергии, обозначенные нами как СТАТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ, ДИНАМИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ и СЛАДОСТРАСТИЕ, мы можем предположить, что в динамической системе миропонимания, только то, что мы описали как ДИНАМИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ является подлинным, праведным и достойным образом человеческого существования. СТАТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ представляет собой лишь потенцию истинной любви, некое неопределенно хрупкое бытийное состояние, а СЛАДОСТРАСТИЕ характеризуется движением от, импульсом к небытию, символической фиксацией на себе отжившем. Жизнь торжествует в движении навстречу, смерть есть апофеоз страха быть. Осуществление жизни невозможно без любви. Настоящая человеческая жизнь вслед за ступенью мужество быть (П.Тиллих) раскрывается как отвага любить. Именно в этом состоит добрая весть Евангелия В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (1Ин 4:18-19).

Первоначальный электронный файл с сайта Епифания.

ЦЕНТР
ХРИСТИАНСКОЙ
ПСИХОЛОГИИ И
АНТРОПОЛОГИИ
Санкт-Петербург

Белорусов С. А.

МЕТАПСИХОЛОГИЯ ЭРОТИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ

ЦЕНТРХРИСТИАНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ Санкт-Петербург

Белорусов С. А.

МЕТАПСИХОЛОГИЯ ЭРОТИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ

ЦЕНТР
ХРИСТИАНСКОЙ
ПСИХОЛОГИИ И
АНТРОПОЛОГИИ
Санкт-Петербург