К другому направлению относятся научные разработки практикующих докторов и преподавателей. Им свойственна значительно большая укорененность в православной традиции (заметим, что врачи и учителя, преимущественно происходили из духовного сословия) и ориентированность на конкретную приложимость своих научно – психологических изысканий. Этому благоприятствовал соответственный общественный менталитет того времени. Историк медицины отмечает: "Как свидетельствуют архивные документы, уже в 20-х годах 19-го века при государственной инспекции госпиталей учитывался уровень "духовного врачевания". Симптоматология неврозов связывалась с неуверенностью больных в будущем, страхе перед своей судьбой, эгоцентризмом, рассматриваемым не с оценочных позиций, а в качестве барьера, который заставляет искаженно воспринимать и внешний и внутренний мир" ( Столова Е.А., 1987).

Совершенно своеобразной является книга доктора медицины П.Бутковского "Душевные болезни, изложенные сообразно началам нунешнего учения психиатрии в общем и частном, теоретическом и практическом изложении". СПб., 1834. Нам представляется важным подробнее остановиться на этом труде.

Автор предваряет изложение собственных обширных наблюдений тщательно собранными в хронологическом порядке упоминаниями мировой литературы о случаях душевной патологии, начиная с 1492г до Р.Х.

В следующем разделе, озаглавленном "О жизни вообще", читаем: "Жизнь всего тела обнаруживается дуализмом материи и силы и есть продукт совокупления оных. Здоровьем душевным мы можем назвать ту гармонию душевных явлений или то состояние духовной жизни, в котором свободное самосведующее существо владеет всеми прочими действиями души". (Бутковский П., стр.2).

В высшей степени примечательна классификация душевных болезней. Так, после клинической картины "сумасбродства", следует тонкое описание нозологической единицы "суемудрия" – "Предвестники его – чувствования и спекуляции о безднах человеческого познания, глупое, не чистосердечное, возмущаемое страстью чтение Библии, особенно неусыпное упражнение в Апокалипсисе"( там же, стр.59). "Причины его – привязанность к сверхъестественным предметам и сильное желание постигнуть оные, ложно превратное напряжение ума, усилие привлечь неограниченное в конечные границы. Лечение оного – принуждение заболевающего к потребностям гражданской жизни, сколь ни трудны они для него" (там же, стр.63)

Автор делает проницательное наблюдение, подтверждающееся клиницистами и в дальнейшем – "Изменения морального характера всегда встречаются у сумасшедших, но к удивлению, правила религии редко оставляют их, в то время как прочие познания с потерей рассудка оказываются погашенными" (там же, стр.51).

Столь же неожиданно значимой для наших дней предстает книга Ивана Кедрова "Курс психологии" изданная в 1844 году. К ней подобран эпиграф из библейской книги "Второзаконие" – "Вонми себе и снабди душу твою зело" (Прислушайся к себе и наполнится душа твоя" (Второзак.4:3.).

Здесь с большей отчетливостью аргументируется принцип личностной антиномии и дистанциированности – "Закон сознания есть закон противуположения. Одно и то же Я сознает и как бы созерцает себя в себе самом и из себя. (Кедров И., 1844, стр.13-14)

Итак, событие личности, происходит там, где начинается противопоставление Я/не-Я. Отсюда прослеживается отождествление личности с само-сознанием – "Основа души человеческой не состоит ни в мышлении, ни в ощущении, ни в желании. Желание, например, убивает ощущение и обратно. /Великолепное наблюдение! С.Б./". (там же, стр.21). "Личная самостоятельность или самостоятельная личность полагает бесконечное расстояние между человеком и животным. Личность есть непосредственное себя-сознание души нашей не вещию, а существом" (там же, стр.23).

Автор решительно идет в своих определениях дальше, дифференцируя область души и сферу духа. "В душе человеческой усматривается два начала земное и небесное, животное и разумное. Первое называется душою в теснейшем смысле, а последнее – духом". (там же, стр. 29) "Отличительные черты духа суть разумность и свобода". (там же, стр. 31) Иван Кедров пишет о свободе в согласии с формулой бл.Августина, понимавшего назначение человека как движение от возможности не грешить к невозможности грешить – " "Свобода, в высшем ее развитии есть произвольная необходимость делать одно доброе, не помышляя ни о чем злом. Такова свобода Божественная, на низших степенях она есть она есть начало духовное, борющееся с влечением страстей и побеждающее их. (...) Свобода человеческая небезусловна. Во сне и в бреду она прекращается, в размышлениях ограничивается очевидностью суждения, в чувственности – страстями" (там же, стр.34-36).

Мы вновь находим то, о чем писал П.Бутковский, своеобразный "закон сохранения религиозности" – "По свидетельству опытных врачей, больной, как бы ни был расстроен душевными силами, религия никогда его не оставляет, она безотлучная его спутница, если не руководительница до гроба". (там же, стр.33)

Здесь мы встречаем определение религиозного чувства, согласующееся с классическими формулами Ф.Шлейермахера, но выраженное теплее – "Религиозное чувство есть ощущение вездеприсутствия Бога, сопровождающееся благоговением перед Его совершенством и удивлением Его премудростью"(стр.196).

В этой незаурядной книге можно найти элементы транскультуральной психиатрии, ведь "В самом сумасбродстве оказывается что-то национальное. Французу естественно сойти с ума от любви, англичанину от скуки, испанцу от религиозного исступления, немцу – от философии" (там же, стр.286)

В завершение здесь следует упомянуть классиков отечественной медицины, применительно к духовным аспектам психологии и психиатрии. Известнейший терапевт М.Я.Мудров пишет в своей работе, относящейся к 1820-м годам: "Есть душевные лекарства, которые врачуют тело: сим искусством печального утешишь, сердитого умягчишь, нетерпеливого успокоишь, бешеного остановишь, дерзкого напугаешь, робкого сделаешь смелым. (...) Сим искусством сообщается больным та твердость духа, которой побеждаются телесные боли, тоску, метания и покоряют их воле больного". (Мудров М.Я.,1949, стр.244).

Доктор П.П.Малиновский, в своей книге, удостоенной престижной Демидовской премии – "Помешательство, описанное так, как оно является врачу в практике" пишет о так называемом "моральном лечении", при котором "сильно сказанное слово, неожиданность, новость впечатления могут излечить помешательство". (Малиновский П.П., 1847). Прообразом майевтического подхода и даже провокативных методик психотерапии служит описанное здесь "искусство полуспора с больным".

Знаменитый русский хирург Н.И.Пирогов, напряженно продвигаясь в своем духовном становлении от эмпирического пантеизма к признанию Абсолюта, пишет аналитически тонкую и удивительно современную статью "Быть и казаться". Здесь утверждается отсутствие разницы между этими понятиями у детей и описана неизбежная ложь перед другими и собой у взрослых, которые отягощены влиянием зла, незаметно в подростковом возрасте подступающего к душе и образующего "подполье с паскудными движениями" (Пирогов Н.И., 1910, стр.79-91).

Дифференцируя уровни подхода к личности, классик отечественной психиатрии В.Х.Кандинский отмечает, что "вера и знание суть совершенно различные области, что справедливо различает Православный Катехизис: Вера есть произведение сердца или религиозного чувства, знание – продукт ума; первая имеет предметом непостижимое, знание – постижимое. Психология, как наука занимается только тем, что в душе постижимо, то есть законами психических явлений" (Кандинский В.Х., 1881, стр.9).

Так мы попытались подтвердить тезис – духовность, зиждущаяся исключительно на личных переживаниях и ощущениях, не имеющая "корней" в общечеловеческой, а иными словами, церковной традиции, приводит либо к трагическому самозамыканию, либо к мертвящему обезличиванию, как явствует из творений и судеб Г.Сковороды, А.Галича, П.Чаадаева. В парадигме другого направления, где исследования представлены дисциплинированными (от disciplus – слушающий) врачами и учителями, имеющими душевное расположение служения и укорененность, хотя и в разной степени, в аутентичной традиции, они обладают более, чем только исторической ценностью. Ведь подлинное духовное прозрение не может быть приоритетом отдельной личности, какими бы достоинствами знаниями и добродетелями, она ни была наделена. Истинная духовность всегда поверяется "соборным сознанием" и не существует вне единственного ее подлинного носителя – Тела Христова Которое есть Церковь. Отрыв от церковного Предания, дерзкий или малодушный, обязательно будет сопряжен с искривлением духовной жизни, выпячиванием или уничижением себя, пренебрежением призванием к служению, которое является критерием подлинной духовности.

В середине 19-го века свежо и уверенно проявляется мышление "церковно ориентированных" философов, укорененных в перспективе святоотеческого подхода к личности. Приоритет здесь несомненно принадлежит "светскому богослову" А.С.Хомякову (1804-1860). В его антропологических взглядах начинает отчетливо звучать тема изначального внутреннего дуализма личности. Он описывает напряженную антиномию необходимости и свободы, приходя к выводу о том, что "отдельная личность есть совершенное бессилие и внутренний непримиримый разлад". Хомяков убежден, что преодоление и гармония возможны лишь в сопричастности "соборному разуму Церкви".

Вслед за ним И.В.Киреевский (1806-1856) различает "внутреннего" и "внешнего" человека и обосновывает возможность целостности через "собирание сил души". Киреевский впервые обращает внимание на динамическую структуру личности – "главный характер верующего мышления заключается в стремлении собрать все отдельные силы души в одну силу, отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум, и воля, и чувство, и совесть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное и весь объем ума сливаются в одно живое единство, и таким образом восстанавливается существенная личность в ее первозданной неделимости".

Вдохновленный трудами предшественников, Ю.Ф.Самарин (1819-1876) делает еще шаг вперед, в полном соответствии с традиционной духовностью утверждая, что "высший акт личной свободы и сознания – самоотречение". В отличие от мрачного "социально-безличного" идеала П.Я.Чаадаева, здесь речь идет о перспективе "не отсутствия личности, а свободном и сознательном ее отречении от своего полновластия".

Из источников, в названиях которых фигурирует термин психология, есть смысл упомянуть следующие. Преподаватель Киевской Духовной Академии В.Н.Карпов в своих "Чтениях по психологии" (1868) рассуждает о "таинственных символах связей, пронизывающих все мироздание" и "гармонии трех начал в душе человеческой, сливающихся в один аккорд священной песни Всевышнему".

В работе К.Д.Кавелина, написанной в 1860-х годах – "Задачи психологии", утверждается онтологический дуализм и делается вывод о том, что "мир внешних реальностей есть продолжение личного, индивидуального, субъективного мира".

Плодовитый писатель – философ, беллетрист, публицист князь В.Ф.Одоевский (1803-1869) в своих "Психологических заметках" задает изумляющий, подлинно экзистенциальный вопрос – "не есть ли телесный организм не что иное как болезнь духа?"

Архимандрит Феофан (П.С.Авсенев, 1810-1852) в "Записках по психологии" излагает "этапы истории души – 1) родовые, видовые и индивидуальные видоизменения личности; 2) Безличные состояния; 3) Состояния полного развития". Автора особенно интересует "ночная сторона души", то есть ее неосознаваемая составляющая, в которой наблюдаются ясновидение, сомнамбулизм и прочие сверхъестественные явления.

Профессор Московской Духовной Академии А.Ф.Голубинский в "Лекциях по умозрительной психологии" анализирует относительную духовность человека применительно к Абсолюту. Свойствами Абсолюта являются "невозможность небытия, полнота совершенства, вездеприсутствие и независимость от времени", в то время как "ограниченному и конечному духу" присущи субстанциональность, самодеятельность и стремление к совершенству (Голубинский А.Ф.,1871).

Девятнадцатый век подходит к концу. Возможно наше мнение о том, что по мере течения времени отечественная наука психологии, психиатрии и психотерапии, вносит все менее существенный вклад в запас мировых знаний, покажется спорным или обидным. Взоры ученых устремляются на Запад немецкая психиатрия и французская психотерапия вызывают широкий резонанс. забываются самобытные образы внимательно ищущего "врача-мыслителя", понимающего "душеслова". Уже в монографии отечественного историка психиатрии Ю.В.Каннабиха под названием "Эволюция психотерапевтических идей в 19-ом веке", изданной в 1910 году, рассматриваются только зарубежные теоретики.

Из литературных источников того времени можно почерпнуть представление о доминировавших умонастроениях в обществе относительно входящей в моду западной психотерапии. Так в книге "Принципы психотерапии" описан эпизод, заслуживающий цитирования, как отражающий здравую (традиционно духовную) настороженность врачей тогдашнего времени: "Пациент, настаивая на этой процедуре (гипноз), говорит – Доктор, не полагаете ли вы, что я от этого умру? И врач отвечает – Нет не умрете, но с вами случится то, что хуже смерти"(Боткин Я.А, 1897, стр.25). Сам автор, однако, выступает адептом директивно-манипулятивного подхода, получившего столь широкое распространение в советской психотерапии и формулирует следующие принципы своей терапии: "Сильная вера, сильное желание, человеческая внушаемость и концентрация психической деятельности на одном предмете". Общий вывод книги – "Надо уметь управлять влиянием человека" (там же, стр.29).

Анализируя методы зарубежной психотерапии, Ю.В.Каннабиха предлагает вниманию отечественных специалистов рассмотреть перспективы "отвлекающей психотерапии", основоположники которой Оppenheim и Marcinkowski (Marcinkowski, 1905) "стремятся к тому, чтобы направить внимание больного на высшие проблемы человеческого ума, дать ему новые жизненнные принципы эстетические, этические, философские" (Каннабих Ю.В., 1910. стр.34).

В.Н.Лихницкий в книге "Психоанализ и психотерапия" описывает западный опыт "терапии занятостью", рекомендуя его к применению в России – "Grohman, один из первых, сумевших провести в жизнь идеи Arbeitstherapie на примере на примере трудового санатория, приближенного к средневековым монастырям, на основании личного опыта рисует такую картину ArztcherKloster – врачебного монастыря: "Убежище должно быть построено в красивой местности. Принимаемые в него больные должны жить общей жизнью, так, чтобы их содержание не было высоким, но в то же время, чтобы каждый из них мог иметь отдельную комнату. Дух монастыря должен воскреснуть перед больными: во главе – настоятель (врач с психиатрической подготовкой). Воздержание, бедность послушание должны царить в таком монастыре, расположенном, по возможности, вдали от крупных центров. Пища должна быть хорошей, а вся жизнь (одежды, помещение) должны быть возможно проще. Простая работа обработка земли, различные хозяйственные работы, исполняемые сообща всеми членами общины, должны чередоваться с чтением, музыкой и всеми удовольствиями, которые дает искусство интеллигентному человеку" (Лихницкий В.Н., 1912. стр.42).

Безусловно подобные подходы находили отклик у отечественных психологов и психиатров. Оглядывась назад, самый авторитетный из российских психологов Л.С.Выготский констатирует, что "в начале века в психологии произошел кризис с выделением идущих от Вундта двух течений. Произошло разделение на две науки – физиологическую, каузальную с одной стороны и понимающую, описательную, теологическую психологию духа" (Выготский Л.С., 1960, стр.24). Так в начале века, среди ведущих отечественных ученых, выделяются идеалистически мыслящие авторы.

Советский историк отмечает, что "если в 1897 году в Англии существовало лишь две психологические лаборатории, то в России в это время их было 6, возглавлявшиеся Бехтеревым (Казань, затем Петербург), Корсаковым и Токарским (Москва), Н.Ланге (Одесса), Сикорским (Киев), Чижом (Юрьев), П.Ковальским (Харьков)" (Ананьев Б.Г., 1947, стр.25). Но тот же историк умалчивает, что некоторые из этих маститых ученых, отличаясь личным благочестием, внесли серьезный вклад в интересующую нас область психологии, соприкасающуюся с духовностью.

Так, феноменологический подход, в 30-е годы распространившийся в экзистенциальной психологии, предвосхищен у И.А.Сикорского. Он, осмысливая отсутствие осуждения как вытеснения у святых, положительное отношение ко всему добру, разлитому в окружающем мире, так описывает в психологической зарисовке о.Иоанна Кронштадского – "О.Иоанн, столь отзывчивый ко всем лучшим проявлениям человеческой природы, приходит в умиление – "О милые киевляне, о добрые киевляне, – повторяет он при виде высоких чувств у тысяч людей" (Сикорский А.И.,1899. стр.62). Описательный подход, соединенный с тончайшей психологической наблюдательностью и отточенностью формулировок прилагается к национальным особенностям, – "типическими чертами славянской расы являются скорбь, терпение, величие духа среди несчастий. Отличительным качеством славянской природы является опасение сказать слово или совершить действие, не допускающее возврата" (Сикорский И.А., 1899, стр.39-44).

Следует особо назвать назвать имя профессора психиатрии В.Ф.Чижа, проницательного клинициста, подметившего, что какими бы яркими, драматичными и экстатичными ни были бы переживания, в том числе религиозного характера у психотических пациентов, ничего подлинно доброго и истинного, обогащающего духовную сокровищницу человечества, они принести не могут (Чиж В.Ф., 1891, 1911). Это замечание в духе православной "трезвенной мистики" контрастирует с поисками "психопатологического просветления", начиная с работы В.Джемса о "Многообразии религиозного опыта" и заканчивая современным течением так называемой трансперсональной психологии. Откликаясь на запросы своего времени, В.Ф.Чиж пишет статью "Спиритизм и помешательство" (Чиж В.Ф.,1904), усматривая причинно-следственную связь между этими явлениями. Он анализирует феномен женской святости на Руси, своеобразно объясняя причину отсутствия героической жертвенной религиозной инициативы или мистических глубинных прозрений у русских канонизированных подвижниц (Чиж В.Ф.,1906).

Н.Я.Грот, основатель концептуального журнала "Вопросы философии и психологии", с которым связаны многие мыслители начала века, весьма далек от материализма. Он считает, что "психологически, главным устоем нравственной жизни и деятельности является в нас мировая воля к жизни духовной. При этом индивидуальная воля к жизни, инстинкт самосохранения (по определению биологов) есть частный случай инстинкта самосохранения мира, эгоизм есть низшая форма альтруизма, любовь к себе есть частная форма любви к живому. Главные признаки мировой воли, внушающей личности ее нравственное поведение, следующие:

1. это сила созидающая и сберегающая жизнь;
2. сила враждебная эгоизму; 
3. сила, стремящаяся к полноте и совершенству; 
4. сила, направленная к созиданию духовной идеальной жизни мира. Ее можно определить как мировой инстинкт саморазвития" (Грот Н.Я.,1995. стр.17-39).

Автор несомненно находится под влиянием кантовской этики, но, в то же время его выводы недалеки от расплывчатого пантеизма, характерного для многих естествоиспытателей, и предвосхищают многие положения современных культов New Age.

Известнейший русский психолог Г.Челпанов декларирует важность того, чтобы "каждый должен дать себе отчет в том, что же такое душа, что такое Бог, каково начало мира..." (Челпанов Г., 1918, стр.21).

Интерес к сопряжению психопатологических и духовных феноменов прослеживается в нескольких работах отечественных ученых первой трети 20-го века. Автор статьи "Истерия и кататония" пишет: "Говоря о массовой истерии, следует задаться вопросом, не бывает ли массовых состояний, сходных с кататоническими? Да! Очень красноречивым примером может служить еврейство 2-го века по Р.Х., создавшее Талмуд – собрание всевозможных запретов, мелких правил, связывающих всякое вольное нерегламентированное движение, пропитанное негативизмом ко всему, что находится вне общины" (Сперанский В.Н., 1925, стр.106-122).

На грани психологии и богословия мы обнаруживаем труд профессора Казанской Духовной Академии В.И.Несмелова "Наука о человеке". Ученый богослов подходит к пониманию человеческой личности, используя инструментарий своей науки. Несмелов пишет о том, что известная схоластическая "юридическая" теория удовлетворения Божественного правосудия суть "языческое понимание христианства", так как оно механизирует спасение, представляя его вне нравственного подвига. Характеризуя эту работу, историк русского богословия пишет: "В самосознаниии человек выходит за пределы этого мира, его природа не умещается в гранях самого человека и как живой образ Бога человек свидетельствует о бытии Божиим. (Флоровский Г.,1937, стр.485). Восторженно принимает труд Несмелова Н.А.Бердяев – "Несмелов замечательный психолог, он дает психологию трансцендентных глубин и краев душевной жизни. Несмелов проникает в интимную глубину психологии греха и психологии искупления, он постигает трансцендентные психологические тайны так, как мало кто постигал" (Бердяев Н.,1909, стр.60).

Несомненно наиболее выдающимся, фундаментальным и последовательным мыслителем является Л.М.Лопатин (1855-1920). Ученый мирового уровня, автор первого отечественного систематического учебника психологии (Лопатин Л.М., 1904), профессор и общественный деятель – председатель Психологического Общества, основатель отечественной "спиритуалистической психологии" умер от голода в первые годы Советской власти.

О Лопатине пишут, в первую очередь, как о приверженце концепции субстанциональности души. Понятие субстанции в философии характеризуется свойством постоянства, неизменяемости, стабильности, основательности. Душа, согласно подобному подходу, является духовной субстанцией, которой свойственно следующее – "нематериальность, простота, неделимость, неразрушимость и объединение всех психических явлений" (цит. по Челпанов Г., 1918, стр.303). Лопатин обосновывает бессмертие души тем, что "Время, характеризующееся непрерывной исчезаемостью, не может быть создано и понято тем, что само временно" (Лопатин Л.М., 1896, стр.288)

Краеугольное понятие субстанциональности позволило Лопатину обосновать личностность человека в свете интеграции и единства всех составляющих его существования. Человеческая личность представляет собой "внутреннее тожество", которое проявляется тем, что "Мы не только есть, но были и будем. В сознании длящегося тожество выражается наше сознание личности" (Лопатин Л.М.,1896, стр.102).

Далее автор противостоит всепоглощающему материализму, утверждая, что это личностное "тожество" существует, воспринимая не "объективную реальность, данную нам в ощущениях", а самое себя. "Мы никогда не воспринием явлений как таковых, содержанием нашего восприятия оказывается наше собственное субстанциональное единство". (там же, стр.97).

Безупречная логика приводит ученого к обоснованию двойственности, как принципа личностного бытия. "Наше тело непосредственно ощущается нами как какое-то живое единое существо (или, пожалуй, единая система существ), отличное, однако, от нас самих. Эта психическая двойственность в нас была замечена давно: уже с незапамятных времен традиционная психология различала дух, как центр сознаваемых и порождаемых психических актов, от души, как силы оживляющей телесный организм". (там же, стр.146).

Развивая позиции Л.М.Лопатина, мы убеждаемся, что в процессе восприятия неизбежно происходит отчуждение. Реальность, в том числе внутренняя реальность, оказывается дистанциированной от нас, когда является предметом наблюдения или анализа. То, что есть мы сами, наш дух, не может быть рационально изучен, поскольку становясь объектом, он перестает быть нашим "Я". Восприятию человека доступно лишь то, что не является им самим. Граница между Я и не-Я подвижна, иногда в нее включается наше тело, иногда Я представлено чистой духовностью. Приведенная неустойчивость соответствует идее "осцилляции" наблюдения, принятой в теории систем Л.фон Берталанфи.

В представлениях Л.М.Лопатина дух человека проявляет себя рефлексией, свободой и творчеством. При этом понятие духовности характеризуется напряженной антиномичностью. "Жизнь духа есть непрерывное взаимодействие двух полюсов сознания – нашего Я и не-Я" (там же, стр.189).

Становление духовной личности происходит через внутреннее преображение. Лопатин в одной из ранних работ так пишет об этом: "Возможность нравственных переворотов – вот великий коренной факт человеческой природы. В самой природе человеческого духа обоснована возможность коренных нравственных переворотов" (Лопатин Л.М., 1889, стр.132).

Идеи Л.М.Лопатина являются вершиной отечественной идеалистической психологии. Они могут служить основанием для духовно ориентированной психотерапии, оставаясь непревзойденными по стройности, верности и глубине приближения к сути личностной духовности.

Развитие русской школы метафизической психологии прослеживается в работах эмигрировавших ученых, в первую очередь прот.В.В.Зеньковского и Б.Вышеславского. Материалы, посвященные антропологическим построениям русских философов, приведенные в данной главе, во многом почерпнуты из обширной "Истории русской философии" (Зеньковский В.В., 1991). В русле традиции сопряжения психологических и богословских подходов, Б.Вышеславский в статье "Религиозно-аскетическое значение невроза" пишет: " невроз есть потеря соприкосновения с реальностью. Функция восприятия реальности в ее полноте, воздействия на эту реальность, самозащиты от нее – есть функция, требующая наибольшего психического напряжения, самая ценная и самая трудная функция сознания. Невроз есть пребывание в иллюзии ... религиозная установка сознания требует трезвенности ... и отстранения всяких субъективных измышлений. Поэтому истинная религиозная жизнь противоположна всякому неврозу и психозу и святые суть самые здоровые люди, обладавшие во всей полноте функцией реальности" (Вышеславцев Б., 1926).

Советский период истории психологии характеризовался большей или меньшей степенью идеологической ангажированности исследований. Так совершенно обязательным для ученых было нахождение подтверждения заказанному тезису о том, что русская психология изначально основывалась на материалистических предпосылках. (Ананьев Б.Г., 1947; Иванов Н.В., 1954; Петровский А.В., 1984). В одной из типичных диссертаций этого времени автор именует мистика Г.Сковороду "философом материалистом и просветителем демократом" (Федотов Д.Д., 1955).

Установки вульгаризованного марксизма распространялись на предписания в сфере психотерапии. Для колорита будет уместен следующий пассаж из работы весьма известных авторов – "В современных условиях социальный аспект работы психотерапевта проявляется у нас в таких, например, формах, как борьба с ... тенденцией к иррациональному, мистически окрашенному восприятию мира, легко перерастающему в основу религиозного мировоззрения" (Бассин Ф.В. с соавт., 1975).

Психология религии изучалась весьма своеобразно, что понятно уже из названия что явствует уже из названия одной из типичных диссертаций советского периода: "Религиозная психология и пути ее преодоления" (Бахтияров А.,1966). В одной из авторитетных для советских религиоведов монографий по названием "Психология религии" дается весьма примитивное определение предмета исследования: "Психология религии это изучение психологических особенностей религиозных людей, отличающих их от людей нерелигиозных и реализующихся в их поведении". (Угринович Д.М., 1986, стр.7). Непреклонно атеистическая позиция автора данного определения приводит к имплицитному пониманию в качестве полноценных – психической нормы – только "нерелигиозных людей".

Вместе с тем существовал "самиздат", путями которого широко распространялась книга известного психиатра, д.м.н. Д.Е.Мелехова "Психиатрия и проблемы духовной жизни". Отмечались прецеденты, когда при использовании нейтральной терминологии, оказывалось возможным опубликовать нечто имеющее отношение к проблеме духовности. Так врач – психотерапевт В.П.Ларичев, позднее принявший сан священника, в 1983 году вводит понятие аксиопсихотерапии, которая предполагает: "достижение лечебного эффекта путем направленного изменения ... ценностей пациента, актуализацию тех его индивидуальных значений, которые могли бы заполнить смысловой "вакуум" ... что объективно ведет к росту зрелости личности"(Ларичев В.П., 1983).

Пост-советский период развития отечественной духовно – ориентированной (в христианской традиции) психологии также имеет свои особенности. Так можно выделить континуум, в котором на одном полюсе сохраняется понятийных аппарат психологии, в то время как на противоположном доминируют исключительно религиозные категории. Проследим это на трех литературных источниках. В первом из них "Предмет и задачи православной психологии" определяются как "целостное живое знание о генезисе человеческих страстей и пастырское искусство врачевания человеческих душ. В православной психологии человек берется не в модусе его наличного бытия, а в его долженствовании. Православная психология имеет выход в третье, трансцендентное измерение, туда, где лежит разгадка человека" (Воробьев С.Л., 1995, стр.87).

Священник В.Цветков с соавт. пишет: " Православная психология предлагает новую концепцию целостного понимания человека и психотерапию, разработанную на основе православного аскетического опыта. Ее практические задачи: 1) восстановление отношений с Богом; 2) восстановление целостности человеческой индивидуальности – соединение ума, сердца и воли; 3) освобождение человека от обольщения своими страстями, приобретение адекватного видения мира и себя (трезвение); 4) защита от оккультных влияний; 5) развитие антиномического мышления и способности к символизации как средства духовного видения" (Цветков В.(свящ. ) с соавт., 1995. стр.80).

Мы проследили, впрочем фрагментарно и небеспристрастно, основные пункты развития отечественной идеалистически ориентированной психологии и психотерапии. Чем можно завершить этот путь в новой фазе нашего общества, наступившей с конца 80-х годов, когда по очевидно мистической причине пал идеологический тоталитаризм. Празднование 1000-летия Крещения Руси вполне уместно назвать вторым ее Крещением. И, по прошествии 10-лет, его можно назвать неудачным. Люди, буквально хлынувшие в Церковь тогда, заметно остыли, экзотику приближения к Церкви сменила экзотика разоблачения иерархов. Согласно последним социологическим данным, число "практикующих христиан", т.е. соблюдающих литургический ритм Исповеди и Причащения, составляет от 2 до 10% населения. Это сопоставимо с заболеваемостью шизофренией (1-3%). Мы надеемся, что эти проценты от населения не совпадают. Но, кроме печальных шуток, приходится наблюдать, что воцерковившиеся люди не достигают духовной зрелости и предпочитают утверждать свою религиозность "от противного", т.е. неким защитительным – "поиск врагов" – а то и наступательным путем. Нам представляется, что более перспективным путем к Богу и Церкви является нелицемерное самопознание в Свете Евангельских истин и Святоотеческого опыта. Именно этому призвана служить религиозно – ориентированная психология и психотерапия в наши дни.

ИСТОЧНИКИ: